test

Проводив страшных гостей до автостоянки, Константин Сенцов вернулся в апартаменты Траурихлигена. Забравшись с ногами в удобное мягкое кресло, он сидел, бестолково таращился на пламя в камине и оправлялся от шока: это же надо простому человеку – живого Гитлера увидел! Громкий стук в дверь заставил Константина вздрогнуть – он никого не ждал... тем более, тех, кто стучится... -Кто там? – осведомился он, стараясь грозно рявкнуть, а не мямлить перепуганным тоненьким голоском. -Баум! – лаконично сообщили из-за двери таким голосом, словно бы не желали быть услышанным. -Войдите, – позволил Сенцов, тут же приняв грозный вид. Экзекуция на день сегодняшний не закончена – ничего, он потерпит. Главное, что впереди его ждёт глубокий здоровый сон до самого утра... Майор Баум ввалился к нему с таким видом, будто бы за ним гнался медведь. -Что с вами, Баум? – осведомился Сенцов, сдвигая брови, как настоящий Траурихлиген... похоже, он уже начал привыкать к этому... Баум же мангустом скользнул вдоль стены и мигом оказался возле Константина, воровато оглядываясь по сторонам. -Это – не Гитлер, это – двойник! – шепнул Баум на ухо Сенцову, не заметив в кабинете ничего опасного для себя. – Что нам делать, ваша светлость? Сенцов не знал, что задумал делать Траурихлиген. Может быть, он готовил Гитлеру ловушку? А может, и нет... Константин замялся, мучаясь раздумьями, но тут затрещал его наушник. -Старлей! – зашептал Красный. – Скажи так: “Отменяем операцию. Двойника надо выпустить живым!”. -Отменяем операцию. Двойника надо выпустить живым! – повторил Сенцов, стараясь точно скопировать интонацию Красного. Спасибо, Красный – настоящий друг! Что бы Сенцов делал, не будь Красного?? Болтался бы на колу, около попавшихся партизан! -Есть! – тут же согласился Баум, скользнул в угол и исчез в потайном ходу. Как только за широкой спиной майора задвинулась фальшивая стена, Сенцов с облегчением откинулся на спинку высокого кресла и выпустил из себя воздух. Ура... Наконец-то это закончилось и Сенцов сможет спокойно отдохнуть. Наверное, за день сегодняшний он сбросил килограмма четыре – от нервов. Да, с такой жизнью никакого пузца не останется, это гарантировано. И почему Траурихлиген каждый раз так рвался сюда из нормохроноса?? Поселился бы в тихом двадцать первом веке... Сенцов бы точно поселился в двадцать первом веке... -Красный, Бисмарк... – шепнул Сенцов в невидимый игрек-микрофон, который запрятали в воротник его кителя. – Приём, можем поболтать. -Приём, Старлей! – тут же отозвался Красный. – Что там у тебя? -Красный, я нашёл “брахмаширас”! – зашептал Сенцов, поминутно оглядываясь то на дверь, то на фальшивую стену. -Да ну! – не поверил Красный. – Когда это ты успел? -Да ты же видел всё через камеру! – фыркнул Сенцов. – Двое учёных в бункере – они демонстрировали “брахмаширас”! Они решили слить его гауляйтеру, Гитлеру и всем остальным. Всё, нету секретов, Красный. И что это значит, ты можешь мне сказать? -Расслабься, Старлей! – хохотнул Красный, прыская в рукав, чтобы подавить смех. -И что тут смешного? – не унимался Сенцов, подспудно чувствуя, что Баум выявил в нём самозванца, решил “свернуть лавочку” с заговором, а после – прикончить Сенцова и свалить его смерть на партизан. -Неужели, ты решил, что эта штука – “брахмаширас”?? – Красный уже смеялся в открытую, заставляя Сенцова кипеть. – У твоего гибрида – инженерные мозги, а ты не понял, что они пихнули им обогреватель, аквариум и железный круг? Да не, Старлей, я тебе не верю, ты шутишь! -Нет, не шучу! – разозлился Сенцов и тут же осёкся. – Как это – не “брахмаширас”? Он же от двух кроликов мокрого места не оставил! Красный давился смехом, и Сенцов слышал, как около Красного заливается Бисмарк. Они просто поднимают его на смех... Неужели Сенцов такой глупый, что не отличил обогреватель от “брахмашираса”? -Да эти два клоуна просто надули всех кретинов и радуются! У них карманный фонарик приделан и дырка в полу! – весело болтал Красный, а Бисмарк всё гоготал на заднем плане. – Мне в камеру, Старлей, всё видно! Я думаю, они этой балдой прикрывают и “брахмаширас”, и заговор! А то, представь, как их тут будут жучить, если что-то заподозрят? -Чёрт! – буркнул Сенцов, ёрзая в кресле. Неужели он такой непроходимый дурень?? Даже гибрид чёртов не помог... -Не парься, Старлей! – говорил тем временем Красный. – Сейчас, Баум выпустит всех из города, и ты сможешь поспать! Только чур, сними ботинки, а то прищучат! Чёрт, пока Сенцов был ментом – он сам и жучил, и прищучивал! А теперь что? Он дурацкая подсадная утка, и ему ничего тут не разгрести и вовек! -Достал ты меня со своими ботинками! – пропыхтел уставший и сонный Сенцов. – Спать хочется, как чёрту! Будь Сенцов у себя дома – он бы просто закрыл глаза и заснул бы прямо в кресле. Но настоящий Траурихлиген так не спал, и поэтому Сенцов, злою неволей вынужденный делать всё, как настоящий Траурихлиген, заставил себя оторвать телеса от кресла и уползти в чужую спальню. Красный не разрешил Сенцову ничего тут поменять, и Константин каждый раз с большим трудом засыпал в зловещей компании мраморных ангелов и огромного нехронального телевизора, который висел прямо напротив кровати и, словно бы, прожигал его насквозь своим “лазерным взглядом”. Константин стащил сапоги и поменял мундир на пижаму – так было положено настоящему Траурихлигену. Задвинув тяжёлые бархатные портьеры – для успокоения собственных нервов, потому что окно и так защищала непроницаемая светомаскировочная штора – Константин задул свечу и улёгся в кровать. Сенцов закрыл глаза и замер на подушке, укрылся одеялом с головой. Всё, наконец-то, этот день закончился, его никто не убил, он не срезался, не провалил задание и... не нашёл “брахмаширас”. Ладно, Сенцов и так выпрыгнул из кожи вон, “брахмаширас” можно оставить на завтра. Или на послезавтра, или на после дождика в четверг. У Сенцова вечность впереди, чтобы найти дурацкий “брахмаширас”, и ещё одна вечность для того, чтобы разобраться, как он работает. А на сегодня всё, Сенцов отпахал “программу максимум”, и может спать. Маскировочная штора не давала свету с улицы проникать в комнату, и над спящим Сенцовым сгустилась полная темнота. Тишина набивала мозги ватой, и Константин погрузился в тёплый и густой сон.