test

Юный священник порывисто встал и попытался запереть дверь на засов, пока не стало слишком поздно. К сожалению, когда он обернулся, то понял, что уже опоздал. Голубоглазый Адам появился в дверях с неизменной нахальной улыбкой. Он оперся плечом о дверь и принялся внимательно изучать облаченную в ткань темной сутаны стройную фигуру священника. Данте весьма недовольно прочесал собственные взлохмаченные черные волосы. отчаяние скользнуло в этом жесте, что не укрылось от проницательных глаз светловолосого юноши.

— Адам, серьезно, ты не можешь сюда приходить так просто, — служитель церкви совладал с собой.

— Хм. Это почему? — вкрадчиво, как игривая кошка, промурлыкал посетитель.

— Потому что мы в церкви.

— Это я понимаю. Но я как раз думал, что дом Господа открывает для всех свои врата?

Данте вздохнул. Это никогда не бывало просто. С ним.

— Пожалуйста, Адам, мне действительно надо доделать… — он немного притормозил, замечая, что тот отходит от дверного косяка и плавно начинает проникать в комнату. Медленной и грациозной походкой, немного смахивающей на женскую, юноша сделал шаг в комнату. Затем обернулся и изящным движением прикрыл дверь. Тонкие пальцы с массивным серебристым кольцом легли на засов. Уже через мгновение Данте оказался запертым в ловушке холеной парой аристократичных рук Адама Бёрнли — сына местного мецената, который выделял неограниченное количество средств на реставрацию их маленькой церкви.

Преподобный отступил назад. По комнате поплыл свежий аромат душистого алиссума – медово-сладкий запах, смешанный с нотками свежескошенной травы и сена. Было трудно с чем-то перепутать его. Было трудно дышать.

Мальчишеская улыбка Бёрнли стала еще шире и задорнее.

— Ну. Вот так гораздо лучше, — он снова обернулся. Сапфировые зрачки его блеснули в свете лучей солнца, пробивающегося через единственное окно под потолком темной комнатки.

— Адам. Открой дверь, — в тоне Данте послышалась тревога.

— Мм. Давай поторгуемся. Что мне за это будет?

— За это я сделаю вид, что ты сюда не приходил и мы забудем об этом. Оба.

— Какой серьезный. Люблю, когда ты такой, — не обращая никакого внимания на строгий голос, Адам сделал еще один шаг к объекту своих издевательств.

— Бёрнли, не делай этого … — неровно произнес Данте, стараясь успокоить ненормальный темп своего пульса.

Молчание. Адам опустил ресницы, затем снова их поднял. Данте, не отрываясь, смотрел в его лицо, замечая, что оно почему-то становится ближе. Еще ближе. Совсем близко… Он мог почувствовать дыхание на своих губах – то самое, теплое, ласкающее его чувствительные рецепторы.

— Ты пропадаешь всю эту неделю. Избегаешь меня?

— Нет. Да… Нет… — Данте окончательно и мастерски загонял себя в тупик. — В смысле, у меня много работы. Некогда.

Копчик преподобного уже уперся в угол стола, за которым он только что доживал последние минуты своей жизни. Он вдруг обнаружил, что отступает, пятится назад, словно нашкодивший пес.

— Опять врешь.

Данте молчал. Его взгляд невольно скользнул по губам молодого человека, а тому, в свою очередь, не составило труда отследить это движение. Крупное кольцо волос упало на его лоб от легкого поворота плеч. Данте перевел глаза на золотистые локоны. Адам с интересом наблюдал, как в лице преподобного мечутся все мыслимые и немыслимые терзания души.

— Ну? Так и будешь столбом стоять? — спокойный вопрос, который прозвучал хлестко, как удар плети, рассекающей воздух.

Данте плотно зажмурил веки. Знай он, каким это окажется проклятием, жутким и очень мучительным, он бы никогда не позволил себе подобную слабость. Для начала — Адам был женат. Будь данная деталь единственной бедой, связанной с именем этого утонченного блондина, все оказалось бы не так трагично. Но вторая проблема была куда хуже – он был женат на родной сестре Данте, Рейчел Блэр Баррингтон, миловидной рыжеволосой девушке, которой преподобному приходилось смотреть в глаза дома вечером по возвращении домой. Но и это было не все. Еще более безнадежной, чем две предыдущие, казалась третья напасть… Руки Адама осторожно легли на талию молодого священника, очерчивая контуры его тела. Данте сделал один— единственный глоток воздуха, который был сейчас ему необходим. Бёрнли не давал ему прохода с того самого момента, как они впервые встретились. Пределом для Данте стало понимание того факта, что и он смог найти в себе ответные чувства к этому молодому мужчине. Он попросту не мог сопротивляться всепоглощающему обаянию Адама. Бёрнли был смелым и отчаянным, к тому же никогда не сдавался и шел напролом, не давая шанса ни себе, ни тем, кто его окружал, оглянуться и посмотреть на то, что они творили. Он не давал шанса понять, что воспылать эмоциями к священнослужителю было неправильно. Его язык коснулся манящих его полных губ Данте. Он будто пробовал их на вкус. Преподобный напрягся всеми мышцами, в попытке выстоять на последнем рубеже, но его сопротивление было сломлено всего одним предложением.

— Я так скучал по тебе, — интимный шепот прополз дрожью по всему телу.

Дантаниэл заскулил, как маленький волчонок.