Я пробовал передавать картину, которая была в моем сознании, человеку, находящемуся в другой комнате. Чтобы освободиться от мучительных образов, я старался сконцентрировать свое внимание на чем-то другом, виденном мною раньше; таким образом, я ощущал временное облегчение, но для достижения этого я должен был постоянно вызывать в воображении новые образы. Очень скоро я обнаружил, что все образы, которыми я располагал, исчерпались; мое «кино», если можно так сказать, быстро прокрутилось, потому что я мало где бывал и видел только то, что было в доме и в ближайшей округе. Когда я проводил такие «сеансы» во второй или в третий раз, для того чтобы изгнать с глаз долой эти видения, мой метод с каждым разом терял свою силу. Тогда я, следуя инстинктивному побуждению, начал мысленно выходить за пределы своего знакомого малого мирка и накапливать новые впечатления. Сначала они были очень неясными и как бы улетучивались, когда я старался сконцентрировать на них свое внимание. Но постепенно они стали вырисовываться все ярче и отчетливее и в конце концов приобрели форму реальных вещей. Вскоре я сделал открытие, что приятнее всего я чувствую себя, когда получаю целую вереницу новых впечатлений, и тогда я начал путешествовать – в своем воображении, разумеется. Каждую ночь, а иногда и в дневное время, когда я оставался наедине с собой, я отправлялся в свои путешествия – видел новые места, города и страны, жил там, заводил знакомства, приобретал друзей, и хотя это может показаться невероятным, но факт то, что они были мне так же дороги, как и друзья в реальной жизни, ничуть не менее яркими в своих проявлениях. Проделывал я это постоянно лет до семнадцати, до той поры, когда я всерьез настроился на изобретательство. Тогда я с радостью обнаружил, что с невероятной легкостью могу представить в воображении все, что пожелаю. Мне не нужны были модели, чертежи или опыты. Я мог все это столь же реально изобразить в уме. Таким образом, я неосознанно приблизился, как мне казалось, вплотную к возможности развить новый метод материализации изобретательских концепций и идей, который решительно противостоит экспериментальному и является, по моему мнению, гораздо более быстрым и эффективным».
Чем не описание ощущений ясновидящего или путешествующего в астральном мире. Добавьте к этому такой факт. К двенадцати годам Никола Тесла постоянно практиковал самопожертвование и самоконтроль – парадоксальное сочетание, которое сопровождало его всю жизнь[38]. Отметим, что эти духовные практики популярны среди адептов мистики и оккультизма.
В 1874 году Никола Тесла заболел холерой и провел в постели девять месяцев[39]. Позднее он напишет в своей автобиографии:
«То, что мне пришлось испытать за время этой болезни, превосходит все, чему можно верить. Мое зрение и слух были экстраординарными всегда. Я мог отчетливо распознавать предметы на таком расстоянии, когда другие не видели и следа их. В детстве я несколько раз спасал от пожара дома наших соседей, услыхав легкое потрескивание, не нарушавшее их сон, и звал на помощь. В 1899 году, когда мне было уже за сорок, я проводил свои опыты в Колорадо и смог отчетливо слышать раскаты грома на расстоянии 550 миль. То есть мой слух был острее обычного во много раз, хотя в то время я был, так сказать, глух, как валун, по сравнению с остротой моего слуха в период нервного напряжения.
В Будапеште я мог слышать тиканье часов, находившихся за три комнаты от меня. Когда в моей комнате на стол садилась муха, это отзывалось в моем ухе сильным глухим звуком, словно падало тяжелое тело. Экипаж, проезжавший на расстоянии нескольких миль, вызывал дрожь, пронизывавшую все мое тело. От свистка паровоза за двадцать-тридцать миль от меня стул или скамья, где я сидел, начинали так сильно вибрировать, что боль была невыносимой. Земля у меня под ногами постоянно сотрясалась. Я вынужден был ставить кровать на резиновые подушки, чтобы хоть какое-то время отдохнуть по-настоящему. Возникавшие вблизи или вдалеке шумы, похожие на рычание, зачастую воспринимались как произнесенные слова, которые могли бы меня напугать, если бы я не умел раскладывать их на составные части. Когда солнечные полосы, периодически появлялись на моем пути, меня словно били по голове с такой силой, что я чувствовал себя оглушенным. Мне приходилось собирать всю силу воли, чтобы пройти под мостом или другим сооружением, так как я испытывал ужасающее давление на череп. В темное время я, подобно летучей мыши, мог обнаруживать объект на расстоянии двенадцати футов по особому ощущению – словно мой лоб покрывался мурашками. Частота моего пульса колебалась от нескольких до двухсот шестидесяти ударов, и все ткани тела были охвачены судорогами и дрожью, и переносить это было, наверно, труднее всего. Известный врач, ежедневно дававший мне большие дозы бромида калия, назвал мою болезнь единственной в своем роде и неизлечимой.