— Когда мы вечером неслись по полю, с которого холмы к Саронскому спускаются заливу, какой-то гул подземный, точно гром, послышался оттуда отдаленный, вселяя страх и ужас. На море вдалеке мы увидели огромную волну, вздымавшуюся дивною горой. От глаз она закрыла даже скалы. Волна эта раздулась еще больше и, сверкая, надвинулась на берег, и из нее мычанье вдруг раздалось, и верхушка ее раскололась. Бык круторогий тогда явился из пучины, струю морскую изрыгая из ноздрей и из широкой пасти. Ущелья следом окрестные наполнил дикий рев… И снова, и ужасней даже будто бык заревел. Как выдержать глаза, не знаю я, то зрелище сумели? От страха кобылицы, сталь закусив зубами, понесли… И ни рука возничего, ни дышло и ни ярмо их бешеных скачков остановить уж не могли. Куда метнутся кони, туда и зверь — он больше не ревел, лишь надвигался все ближе, ближе… Безумная скачка окончилась, когда колесо разбилось вдребезги… был опрокинут юный царь вместе с колесницей. Это был какой-то ужас. Смешались, закружились осей обломки и колес, а царь несчастный в узах поволочился тесных своих вожжей, — о камни головой он бился, и от тела оставались на остриях камней большие пятна крови. Тут не своим он голосом кричит: "Постойте ж вы, постойте, кобылицы! Не я ли вас у яслей возрастил? Постойте же и не губите — это все проклятие отца. О, не ужель невинному никто и не поможет?" Отказа бы и не было, но от него мы были далеко. Уж я не знаю, как он путы сбил, но мы едва живого его нашли на поле. А от зверя и кобылиц давно простыл и след…Хоть я, конечно, в твоих чертогах царских только конюх, но я бы не поверил никогда про сына твоего дурному слову. Пускай бы, сколько есть на свете жен, хоть все повесились и писем выше, чем Ида, мне наоставляли гору. Я знаю только, царь, что Ипполит хороший человек и потому невинен.
Тесей нахмурился и долго думал. Наконец, тряхнув власами, он медленно сказал:
— Мне пострадавший все же ненавистен, и сладостны мне были вести мук. Но он мой сын, и узы крови для меня священны и потому — ни радости, ни горю здесь не место. Сюда его несите… Заглянуть в глаза ему хочу и волей бога, и этой карой страшной уличить хочу его во лжи и нечестивом злодеянье.
Некоторые говорят, что Тесей все же решил, хоть с опозданием провести допрос свидетелей и первом делом допросил кормилицу Энону. Сначала преданная своей госпоже, даже мертвой, старуха изворачивалась как только могла и даже под клятвой лгала, но проницательный Эгеид это заметил и строго приказал слугам:
— Рабы редко бывают правдивыми свидетелями, особенно против своих господ; их следует принуждать говорить под пыткой, которая неизбежно вырывает у них истину. Истязайте ее ударами, сдирайте с нее кожу, лейте в нос уксус и делайте все, что хотите, только не убейте, пока не вырвете у нее всю правду!
Когда под пыткой Энона рассказала и о любви Федры к Ипполиту, и о том, как пасынок ее отверг, и о том, как она боролась с госпожой, пытавшейся с собой мечом покончить, Тесей не испытал сильного раскаянья и, уединившись, так беседовал со своим сердцем:
— Что ж, видно так Судьбе его было угодно. Я понимаю, что дурно с сыном поступил и пусть в Аиде Ипполит узнает это, как он желал при расставании. И все же я большой вины в сердце своем не ощущаю. Так на моем месте поступил бы каждый. Пред таинственном смерти люди не лгут и потому предсмертной записке Федры следовало верить. И Ипполит был очень странным: он с женщинами знаться не хотел, так поступают лишь больные умом иль телом люди. Он же был вполне здоров, и я подумал, что его воздержание от женщин вдруг прорвалось, как плотина тогда, когда Федра случайно оказалась рядом, и он мужчиной стал, ложе осквернив отцовское. Да, так в душе я думал… Я виноват лишь в том, что сразу не пытал Энону, хотя бывает, что и под пыткой раб не скажет правды. Что ж, еще раз признаю, что я ошибся, и еще раз повторю: в этом виновата прежде всего Мойра, которая спряла ему такую долю.
Афиняне же в честь Ипполита насыпали высокий курган, расположенный рядом с храмом Фемиды, потому что его смерть была вызвана проклятьем. Неподалеку от святилища Саронической Артемиды еще показывают старую оливу, которую называют Скрученной, в ветвях которой и запутались вожжи колесницы Ипполита. А на небе есть так называемое созвездие «Возницы», его-то трезенцы и считают Ипполитом, получившим от богов такую высокую честь.
177. Артемида обвиняет Тесея [75]
Другие же, подобно Еврипиду, о том, как Тесей узнал правду об отношениях законной супруги и сына от амазонки рассказывают так: Возникшая пред Тесеем из воздуха стрелолюбивая Артемида, не снимая ни колчана, ни лука, посмотрела на него с высоты своего божественного роста и возвестила с большой укоризной: