Терская клятва (сборник)

– Рота! Слушай мою команду! Всем в укрытия! – зычно крикнул Ивенский и, прощально кивнув хуторянкам, бросился к минометным расчетам. Бойцы вскочили, разобрав оружие, разметались по ложбинам и кустарникам, по огородам. Берег быстро опустел. Задержались только кряжистый старшина и трое артиллеристов, толкавших пушку в заросли лозняка. Ефросинья догадалась, что появление самолета-разведчика означает скорую опасность – налет бомбардировщиков…

В своем саду она обнаружила десятка два солдат. Служивые без стеснения рвали с зимней яблони зеленоватые плоды и, впиваясь зубами в сочную плоть, рвали зубами, жевали так, что трещало за ушами. Ефросинья понимающе посмотрела, – пусть лакомятся, нисколечко не жалко. Но, как подобает рачительной хозяйке, предупредила:

– Дерево старое – ветки не ломайте!

– Ни за что на свете! – отозвался кривоногий хлопец в побелевшей от солнца пилотке и смело зашагал рядом. – Поступайте в нашу роту, барышня. Приглашаю вас лично как гармонист. Сразу боеспособность личного состава, особенно моя, повысится. Будем любоваться на вашу красоту и – сокрушать врага!

– Отставить, Щеглов! – приструнил острослова сержант с длинными запорожскими усами. – Вин у нас скаженный, гражданочка. Язык – помело. А яблочки дуже гарни. Як у нас, на Кубани…

И бойцы, провожая восхищенными глазами эту молодую красивую женщину, перестали жевать, забыли в эту минуту, наверно, не только о яблоках, но и о войне. А Ефросинья шла, еле сдерживая слезы, подавленная и опустошенная известием о том, что родной город топчут фашисты…

9

Присутствие рядом красноармейской роты придало бригадиру смелости. Он объявил по дворам, что колхозные работы возобновляются. Ефросинья с Натальей получили наряд на уборку винограда, и с утра направились к дальней колхозной клети.

Ни облачка на подернутом пыльной наволокой небе. Виноградные листья от жары поникли, где поржавели и скрутились, где продырявились. Ближние ряды уже были пусты, сборщицы работали посередине участка. Выяснилось, что бригадир в отъезде – его на подводе забрал Сашка по вызову военного, и потому никто не торопился. Казачки частенько отдыхали, собираясь в кружок под тенью кустов.

Ефросинья, пряча голову в туго повязанной косынке под разлапистыми листьями, срезала кисти острым садовым ножом, загодя наточенным свекром. Сильванер был еще кисловат, не до конца вызрели ркацители и «дамский пальчик», но гроздья саперави и муската источали нежный аромат и оставляли во рту чудеснейшую сладость.

– Ты никак волосы укоротила? – спросила Наталья, переставляя ведро с янтарными кистями алиготе. – Не идет тебе.

– Постриглась. И что?

– Какая-то ты не такая… Смешная.

– Режь давай. За собой следи…

И подруга, посмотрев на нее с недоумением, умолкла и перешла на другую сторону ряда.

Малюгин приехал на армейской полуторке, в кузове вместе с ним сидело еще трое детей. По ветровому стеклу грузовика – паутина трещин, в углу борта торчал щербатый осколок. Из кабины остановившегося «газика» вылез, поправив висевшую через плечо полевую сумку, немолодой бритоголовый офицер в гимнастерке с синими петлицами. Бригадир слез на землю, пройдя несколько метров вдоль ряда, в полный голос позвал:

– Груднева! Ты где? Бегом сюда!

Недоброе предчувствие встревожило Ефросинью. Она не спеша двинулась к машине, возле которой стояли Малюгин и военный. Подходя, сомкнулась взглядом с печальными глазенками худенькой девочки-подростка. Офицер заговорил напористо, чеканя слова:

– Ты Груднева? В оккупации была? Родственники осужденные есть?

– Нет.

– Комсомолка?

– По возрасту вышла.

– А дети?

– Сын. Второклассник.

– Значит, обращению с детьми научена. Я – лейтенант спецчасти НКВД. Бригадир рекомендует тебя как сознательную активистку, имеющую медаль за труд. Садись в кабину и показывай дорогу домой.

– Ко мне? – растерялась Ефросинья.

– А у тебя что, два дома? – искоса глянул военный и, повернувшись, схватился руками за край борта.

– Минуту. Я хоть винограда захвачу.

В раскаленной кабине, куда залезла она и поставила в ногах ведро, едко разило бензином и солидолом. Видимо, круглолицему солдату, сидевшему за баранкой, часто приходилось ремонтировать своего «коня». Он запустил мотор, работающий с перебоями, тронул по дороге.

– Езжай до начала улицы, потом направо, к Тереку.

– Почему деревня чудно так называется: Пьяный курган?

– Не деревня, а хутор. А тебе зачем?

– Да так… Хочется с бабой побалакать.

– Ты о немцах думай, а не о бабах! – оборвала Ефросинья. – До Кавказа уже добрались!

– Мое дело – колеса. На то есть командование. Зря ты ругаешься. Замужняя?

Не дождавшись ответа, шофер поправил пилотку и вздохнул:

– Может, последний раз в жизни с молодкой еду, а она хоть бы словцо душевное…

– Тот, кому оно предназначено, на фронте.

– Повезло ему. Дождешься ты… А моя с подростком закрутила. Вернусь – убью! – вспыхнул и безвольно обмяк солдат. – А, может, наговаривают со зла…

– Сначала сам разберись. Не знаешь, зачем я понадобилась?