Террористы

В Манеже царь почти час смотрел на развод караулов одного из гвардейских полков. Без десяти два он заехал к кузине в Михайловский дворец, пробыл там двадцать минут и в начале третьего вышел и сел в карету. Лошади вынеслись на Инженерную и карета и сани сопровождения обогнали возвращавшийся из Манежа Восьмой флотский экипаж. Перовская достала из муфты белый платок, приблизилась к ограде канала и поднесла его к лицу. Белое на фоне летящего снега увидел стоявший первым Рысаков, за ним Гриневицкий. Время вдруг сжалось, часы сложились в минуты, минуты вогнались в секунды, и мгновения остановились.

Карета на повороте замедлилась и выехала на набережную. Все прохожие и любопытные на Екатерининском канале остановились и сняли шапки. Кучер стегнул орловских рысаков и в этот момент Николай Рысаков швырнул бомбу им под копыта. Две долгих, долгих секунды он смотрел, как мимо проносятся кони и карета и ничего, ничего не взрывается. Вдруг ожидающе-неожиданно ахнуло, но уже почти сзади кареты, и в грохоте исчезла вдребезги разнесенная ее задняя стенка.

Оглушенные лошади тащили подбитую карету еще несколько метров, контуженный кучер заваливался на сидевшего рядом конвойного казака, а нетронутый своей бомбой Рысаков с криком «Держи, лови его» бежал почему-то к Перовской, к Невскому проспекту. Из остановившихся рядом саней охраны к нему кинулись Кох и Кулебякин, и рабочий, скалывавший с тротуара лед, швырнул Рысакову под ноги лом. Метальщик упал, почти успел подняться, но его за ноги схватил догнавший городовой, и тут же навалились Кох и Кулебякин. Со всех сторон бежали к взорванной карете полицейские, охранники, моряки экипажа, полковник Дворжицкий открывал дверцу кареты, из которой уже вылезал оглушенный император. Его сильно шатало. Дым и поднятый снег над местом взрыва, наконец, рассеялись. Дворжицкий просил Александра II тут же пересесть в сани, сказал, что бомбист схвачен, и царь ответил, что сначала хочет посмотреть на злоумышленника. Рядом лежали побитые осколками конвойный казак и мальчик-посыльный. Царя почти подвели к поднятому на ноги шатающемуся и тоже оглушенному Рысакову. Все кричали, спрашивали, что с государем, и Александр II ответил, что слава Богу, он уцелел, но вот, раненые... Рысаков резко произнес: «Еще слава ли Богу?» Император замедленно спросил его, кто он, и Рысаков ответил, что мещанин Глазов. «Хорош!», проговорил царь и Дворжицкий, Кох и Кулебякин стали уговаривать его в набежавшей сумятице скорее уехать. Александр пошел к саням, но прежде захотел посмотреть место взрыва. У ограды канала, прямо напротив воронки шириной и глубиной почти метр, мертво стоял кто-то в студенческой шинели, без шапки, держа в скрещенных руках какой-то узелок, перевязанный красивой тесьмой. Он оторвался от решетки, как-то боком среди охранников прошел три метра к царю и поднял вверх руки со свертком. Игнатия Гриневицкого и Александра II разделяла только воронка, и метальщик грохнул вторую бомбу между собой и царем. Долго-долго раздавался взрыв и заволакивал все вокруг дымом, снегом и грязной землей, на которой внизу лежали раненые. От поворота кареты с Инженерной улицы на Екатерининский канал прошло ровно пять минут.

Император с раздробленными ногами откуда-то с низу прохрипел «Помоги» полковнику Дворжицкому. Его с трудом переложили на чью-то шинель и перенесли в сани. Александр II тихо произнес «Домой, в Зимний», и сани рванули. Из ног обильно лилась кровь, но их никто не догадался перетянуть, как и послать за докторами, чтобы бежали сразу в Зимний. Варвар народовольцев бешено повез монарха к его самодержавной резиденции. То, что осталось от Гриневицкого, повезли в военный госпиталь в сопровождении множества жандармов.

Перовская к месту взрыва не подходила. Она прошла на Невский и по проспекту пошла в сторону Николаевского вокзала. Недалеко от Аничкова дворца навстречу ей пронеслась карета наследника, летевшая в Зимний дворец. За Аничковым она перешла по мосту Фонтанку и на Владимирском проспекте в маленькой кофейне «Капернаум» встретилась с членами своего наблюдательного отряда: «Кажется, удачно. Если не убит, то тяжело ранен. Бросили бомбы, сперва Коля, потом Котик. Николай арестован, Котик, кажется, убит». Выжившие народовольцы вспоминали, что она совершенно не волновалась, была серьезна, сосредоточена и грустна. Потом из кофейни она пошла на Вознесенский проспект, где собирался весь Исполнительный Комитет. На улицах было заметно волнение, но никто еще точно ничего не знал.