— Глупые передачи ты смотрел! Тысячи мальчишек и девчонок живут в детских домах и — ничего, вырастают, прекрасными людьми становятся!
— Мама все равно скоро вернется, — сказал Витька.
— Кто тебе сказал? Когда она вернется, ты будешь уже взрослым парнем! Пройдет много лет, понимаешь?
— Нет, — упрямо не согласился Витька. — Дядя Миша сказал, мама скоро вернется.
— Какой дядя Миша?
— Отец Галки Пилюгиной.
— Ах, этот майор… Да врет он тебе, Виктор! Не знаю зачем, но врет! Вот он как раз и засадил маму в тюрьму. И папа из-за него в тюрьме умер. Ему неловко перед тобой, вот он и врет! — Иван Витальевич заходил по кухне. — Все мы врем, когда нам неловко… Ах, черт, у меня же цветы третий день не политы! Крыжовник осыпается! Яблоки на сеновале перебрать надо! Картошку… Ладно, Витюша, собирайся и поедем ко мне. Квартиру закроем и поедем. А с утречка будем с тобой крыжовник собирать. Помнишь, ты ел у меня варенье из крыжовника, говорил, что очень вкусное? Соберем крыжовник, будем варить варенье…
— А в школу? — спросил Витя.
— Да черт с ней, со школой! Ну, пропустишь недельку — какая трагедия? А вечером по видику что-нибудь посмотрим, будем чай с малиной пить… По утрам — на речку купаться. И с удочками посидеть можно будет. Поехали? — лицо Ивана Витальевича стало радостным, глаза засветились надеждой.
— Поехали… — неохотно согласился Витька.
Уже смеркалось, когда Пилюгин возвращался домой. Он поставил машину на стоянку, достал с заднего сиденья два больших полиэтиленовых пакета, один с продуктами, другой с бутылочками со всякими смесями и соками, и пошел через двор к своему подъезду. На спортплощадке в сумерках виднелись фигуры парней и девушек, бренчала гитара, слышался смех. Хрипловатый голос пел, несколько голосов подхватывали припев:
Проходя мимо, Пилюгин невольно замедлил шаги, слушая песню. На лавочке сидела Галка, перед ней стояла коляска, в которой спал маленький Мишка.
— Я думал, он давно спит, — сказал Пилюгин, присаживаясь рядом и ставя на скамейку пакеты.
— А он спит. Только еще и гуляет.
— Так, может, домой пора?
— Ты иди, мы еще с Мишенькой погуляем, — хмуро ответила Галка.
— Опять с тетей Ниной поругалась?
— Пап, я с этой тетей Ниной больше не могу. Она меня совсем задолбала!
— А может, ты ее? — устало ответил Пилюгин. — Вы что, сговорились, что ли? Хором из меня кровь пить будете? Может, ты ее ревнуешь? К родному брату? Ведь он без нее погибнет и — все, не понимаешь, что ли?
— Не погибнет! А я для чего? Я все умею! И пеленать, и купать, и кормить умею! — Галка вскочила и стояла перед Пилюгиным, сжимая кулачки. — У нее руки корявые, как грабли! Она Мишеньку дергает за ручки и ножки, как куклу какую-то!
— Она троих своих выкормила, — устало возражал Пилюгин.
— Вот именно — своих! А Мишенька для нее чужой!
— Какой чужой? Он ее родной племянник! И ты ей племянница. У меня с вами крыша уже едет, елы-моталы! — Пилюгин решительно встал, повесил пакеты на ручку коляски и покатил ее к дверям. — Пошли домой!
— Я еще погуляю, — Галка пошла от подъезда к спортивной площадке.
Ранним утром джип Валеры Чистова вкатил во двор дома, в котором жили Александр, Полина и Витька Ивановы. В трех подъездах часто хлопали двери — люди спешили на работу. Валера не спеша направился к крайнему и столкнулся с Муравьевым, державшим собаку на поводке.
Вертя ключи от машины на пальце, Валера остановился, словно вспомнил что-то, и встретился с веселым взглядом Муравьева:
— Нравится машина?
— Какая машина? — не понял Валера.
— Машина для убийства! — Муравьев потрепал пса по холке. — Машина — супер! Абсолютно бесстрашен, мертвая хватка. Если за горло, то конец наступает через тридцать секунд.
— А тебе-то он нравится? — спросил Валера.
— Спрашиваешь! Никакого охранника не надо! Как говорится, против лома нет приема… — и Муравьев рассмеялся, поглаживая собаку.
— Окромя другого лома, — улыбнулся Валера и пошел к подъезду. Но скоро вышел — в квартире Ивановых никого не оказалось.
Джип Валеры, переваливаясь на ухабах, медленно полз по лесной дороге с глубокими, полузаросшими колеями. Дорога эта вскоре вывела его на огромную поляну, где стояло длиннющее приземистое строение из металла и стекла. Оно казалось совершенно безлюдным, окна во многих местах были выбиты, вокруг строения валялись обломки, битое стекло. Все это напоминало заброшенный завод или лабораторию.