Террор

Настроение людей вызывало серьезные опасения. Лейтенант Эдвард Литтл, старший помощник Крозье, доложил, что матросы на «Терроре» стали изготавливать ожерелья и прочие амулеты из зубов и когтей белых медведей, убитых летом. Лейтенант Ирвинг несколько недель назад доложил, что леди Безмолвная укрылась в носовом канатном ящике и что люди начали оставлять в трюме свои порции рома и пищи, словно принося ведьме жертвы в надежде на заступничество.

— Я думал о вашем маскарадном наряде, — прошепелявил Фицджеймс, когда Крозье уже начал одеваться, собираясь откланяться.

— Маскарадном наряде?

– Большой венецианский карнавал, который устраивал Хоппнер, когда вы зимовали с Парри, — продолжал Фицджеймс. — Когда вы оделись чернокожим лакеем.

– И что? — спросил Крозье, наматывая шарф на шею и голову.

– Сэр Джон взял с собой три огромных сундука таких костюмов, — сказал Фицджеймс. — Я обнаружил их в его личной кладовой.

— Неужели?

Крозье удивился. Старый болтун, который, дай ему волю, проводил бы богослужения по шесть раз в неделю и который, несмотря на свой частый смех, никогда не понимал ничьих шуток, кроме своих, казался совершенно не того рода начальником экспедиции, который стал бы брать в плавание сундуки с фривольными нарядами, как это делал помешанный на театре Парри.

— Они старые, — сказал Фицджеймс. — Возможно, иные из них принадлежали Парри и Хоппнеру — возможно, именно в них вы наряжались двадцать четыре года назад, когда зимовали в Баффиновом заливе, — но в сундуках свыше сотни потрепанных костюмов.

Крозье, уже полностью одетый, стоял в дверях бывшей каюты сэра Джона, где два капитана вполголоса проводили свое совещание. Он не понимал, к чему Фицджеймс клонит.

– Я подумал, мы можем устроить для людей маскарад, — прошепелявил Фицджеймс. — Разумеется, не такой роскошный, как ваш Большой Венецианский карнавал, и не такой веселый по причине этой… неприятности… на льду, но все же какое-никакое развлечение.

– Возможно, — сказал Крозье, даже не пытаясь изобразить воодушевление. — Мы обсудим этот вопрос после чертового воскресного богослужения.

– Да, конечно, — торопливо согласился Фицджеймс, пришепетывая сильнее обычного. — Мне послать кого-нибудь проводить вас до «Террора», капитан Крозье?

– Не надо. И лягте спать пораньше сегодня, Джеймс. У вас усталый вид. Нам обоим нужно взбодриться и собраться с силами, если мы хотим достойно выступить с проповедью перед обеими командами в воскресенье.

Фицджеймс послушно улыбнулся. Бледной странной улыбкой, вызывающей тревогу.

В воскресенье пятого декабря 1847 года Крозье оставил на корабле группу из шести человек под командованием первого лейтенанта Эдварда Литтла — который, как и Крозье, скорее согласился бы удалить себе почечные камни ложкой, чем присутствовать на богослужениях, — а также фельдшера Макдональда и инженера Джеймса Томпсона. Остальные пятьдесят с лишним оставшихся в живых матросов и офицеров двинулись по льду за своим капитаном, вторым лейтенантом Ходжсоном, третьим лейтенантом Ирвингом, старшим помощником капитана Хорнби и прочим начальством. Было почти десять утра, но под мерцающими звездами царила бы кромешная тьма, если бы не полярное сияние, которое пульсировало, играло, переливалось над ними, освещая длинную вереницу фигур, отбрасывающих пляшущие тени на трещиноватый лед. Сержант Соломон Тозер — огромное родимое пятно у него на лице особенно резко выделялось в разноцветном сверкании сполохов — возглавлял отряд вооруженных мушкетами морских пехотинцев, шагавших впереди, по сторонам и позади колонны. Белый зверь не стал трогать людей в это воскресное утро.

В последний раз обе команды в почти полном составе собирались на богослужение — проведенное сэром Джоном незадолго до того, как жуткое существо унесло набожного руководителя экспедиции в черноту подо льдом, — на верхней палубе под холодным июньским солнцем, но поскольку сейчас температура воздуха была по меньшей мере минус пятьдесят, когда не дул ветер, Фицджеймс распорядился освободить место для богослужения на жилой палубе. Передвинуть огромную плиту не представлялось возможным, но люди подняли матросские обеденные столы на максимальную высоту, сняли передвижные переборки, отделявшие лазарет от кубрика, и убрали другие переборки, отгораживавшие спальную зону мичманов, крохотную каморку стюарда, а равно каюты старшего и второго помощников капитана и второго лоцмана. Кроме того, они сняли переборки офицерской столовой и каюты фельдшера. Образовавшегося свободного пространства хватит на всех, хотя и придется потесниться.

Вдобавок ко всему плотник Фицджеймса, Томас Хани, соорудил низкий помост с кафедрой — приподнятый лишь на шесть дюймов за недостатком места под бимсами, с подвешенными к ним столами и запасами строительного леса, но достаточно высокий, чтобы Крозье и Фицджеймс были видны людям в задних рядах сплоченной толпы.

— По крайней мере, мы не замерзнем, — шепнул Крозье Фицджеймсу, когда по знаку Чарльза Гамильтона Осмера, лысого старшего интенданта «Эребуса», собравшиеся затянули вступительный гимн.