Террор

– Очень странно, — сказал Фицджеймс. — Френсис, вы много раз бывали в Арктике. Этот гром — и молнии, коли таковые засверкают, — обычное явление здесь в это время года?

– Я никогда прежде не слышал грома и не видел молний ранее середины лета, — проскрипел Крозье. — И вообще ни разу не слышал ничего подобного. Звучит как нечто ужасное.

– Что может быть ужаснее грозы в конце апреля, когда температура воздуха еще минусовая?

– Орудийный огонь, — сказал Крозье.

– Орудийный огонь?

— Со спасательного корабля, который прошел по открытым во льдах каналам от пролива Ланкастера и по проливу Пил для того лишь, чтобы обнаружить, что «Эребус» разрушен, а «Террор» покинут. Они будут палить из пушек двадцать четыре часа, чтобы привлечь наше внимание, а потом уплывут прочь.

– Пожалуйста, Френсис, прекратите, — сказал Фицджеймс. — Иначе меня вырвет. А я уже отблевал свое на сегодня.

– Извините, — сказал Крозье, роясь в карманах.

– Неужели действительно есть вероятность, что это стреляют пушки? — спросил молодой капитан. — По звуку очень похоже.

– Ни малейшей, — ответил Крозье. — Этот паковый лед простирается сплошняком до самой Гренландии.

– Тогда откуда туман? — спросил Фицджеймс голосом скорее просто любопытным, нежели удрученным. — Вы что-то ищете в карманах, капитан Крозье?

– Я забыл захватить с собой медный цилиндр для посланий, который мы взяли с «Террора», — признался Крозье. — Я чувствовал тяжесть в кармане по время панихиды и думал, что это цилиндр, но это всего лишь чертов пистолет.

– А бумагу вы захватили?

– Нет. Джопсон приготовил несколько листков, но я забыл их в палатке.

– А ручку вы принесли? Чернила? Я выяснил, что чернила быстро замерзают, если не носить чернильницу в мешочке близко к телу.

– Ни ручки, ни чернил, — признался Крозье.

– Ничего страшного, — сказал Фицджеймс. — Я всегда ношу в кармане жилета и то и другое. Мы можем воспользоваться запиской Гора… написать прямо на ней.

– Если мы нашли нужную пирамиду, — пробормотал Крозье. — Пирамида Росса была высотой шесть футов. А эта мне едва по грудь.

Мужчины принялись вынимать камни с подветренной стороны пирамиды. Они не хотели разбирать все, а потом восстанавливать.

Фицджеймс засунул руку в черную дыру, пошарил там и вытащил медный цилиндр, потускневший, но целый.

— Будь я проклят! — сказал Крозье. — Это записка Грэма?

– Должно быть. — Фицджеймс стянул зубами рукавицу, неловко развернул пергамент и начал читать:

 «Двадцать восьмое мая тысяча восемьсот сорок седьмого года. Корабли ее величества „Эребус“ и „Террор“ перезимовали во льдах на семидесяти градусах пяти минутах северной широты и девяноста восьми градусах двадцати трех минутах западной долготы. Проведя зиму с тысяча восемьсот сорок шестого на сорок седьмой год у острова Бичи на семидесяти четырех градусах сорока трех минутах и двадцати восьми секундах северной широты…»

— Фицджеймс прервал чтение. — Постойте, это ж не так. Мы провели у Бичи зиму с сорок пятого на сорок шестой год, а не с сорок шестого на сорок седьмой.

– Записку продиктовал Грэму Гору сэр Джон перед тем, как Гор покинул корабль, — проскрипел Крозье. — Должно быть, сэр Джон тогда так же плохо соображал от усталости, как мы сейчас.

– Еще никто никогда не соображал от усталости так плохо, как мы сейчас, — сказал Фицджеймс. — Так, далее в записке говорится:

«Экспедицией руководит сэр Джон Франклин. Все в порядке».

Крозье не рассмеялся. И не расплакался. Он сказал:

– Грэм Гор положил сюда записку всего за неделю до того, как обитающее во льдах существо убило сэра Джона.

– И за день до того, как оно убило самого Грэма Гора, — сказал Фицджеймс. — «Все в порядке». Как будто речь идет о другой жизни, правда, Френсис? Вы помните время, когда любой из нас мог с чистой совестью написать такие слова? По краям листка остались поля — можете написать здесь, коли хотите.

Двое мужчин присели на корточки с подветренной стороны пирамиды. Температура воздуха упала, и поднялся ветер, но туман продолжал клубиться вокруг них, словно не подверженный воздействию мороза и ветра. Начинало темнеть. С северо-запада по-прежнему доносился грохот канонады.

Крозье подышал на маленькую карманную чернильницу, чтобы нагреть чернила, окунул в нее ручку, пробив тонкую корочку льда, вытер перо о свой обледенелый рукав и начал писать: