Террор

Сдерживая слезы, подступившие к глазам от порыва ветра или от облегчения, Ирвинг повторил жесты и энергично закивал. Инук Тикеркат взял его за плечо и подвел к саням. «Каким там словом они называли сани?» – подумал Ирвинг.

– Камотик? – вслух произнес он, наконец вспомнив.

– И-и! – одобрительно воскликнул мистер Тикеркат.

Отпихнув ногой рычащих псов, он откинул толстую меховую полость, накрывавшую сани. На камотике лежали, аккуратно уложенные рядами, куски мяса и крупные рыбины, мороженые и свежие.

Хозяин демонстрировал Ирвингу различные деликатесы. Показав рукой на рыбу, Тикеркат сказал: «Екалук», – с расстановкой, терпеливым голосом, каким взрослый разговаривает с ребенком. Потом показал на куски тюленьего мяса и сала: «Нат-сук». Потом на куски более темного мяса, покрупнее и сильнее замороженные: «Оо-минг-майт».

Ирвинг кивнул, сконфуженный тем, что рот у него внезапно наполнился слюной. Не понимая, должен ли он просто восхититься запасами провианта или выбрать из них что-нибудь, он неуверенно указал на тюленье мясо.

– И-и! – снова воскликнул мистер Тикеркат.

Он взял длинный шмат мягкого мяса с салом, вытащил из-под короткой парки очень острый костяной нож и отрезал один кусок Ирвингу, другой себе.

Стоявшая рядом старуха жалобно заскулила, а потом выкрикнула: «Каактунга!» Когда никто из мужчин не обратил на нее внимания, она повторила: «Каактунга!»

Мужчина состроил Ирвингу гримасу наподобие такой, какую один мужчина обычно корчит другому, когда женщина что-нибудь требует в их присутствии, и сказал: «Орссунгувок!» Но все же он отрезал полоску тюленьего сала и бросил старухе, точно собаке.

Беззубая карга радостно захихикала и принялась жевать сало.

Все остальные незамедлительно сгрудились вокруг саней, достали ножи и принялись резать мясо и есть.

– Айпалингьякпок, – сказал мистер Тикеркат, со смехом указывая на старуху.

Все прочие охотники, старик и мальчик – все, кроме старшего мужчины в головной повязке и с мешочком на груди, – тоже рассмеялись.

Ирвинг широко улыбнулся, хотя понятия не имел, в чем заключалась шутка.

Старший мужчина в головной повязке указал на Ирвинга и резко сказал:

– Кавак… суингне! Кангунартулиорпок!

Лейтенанту не понадобился переводчик, чтобы понять, что мужчина произнес слова – независимо от их конкретного смысла – отнюдь не похвальные и не одобрительные. Мистер Тикеркат и несколько других охотников просто помотали головой, продолжая есть.

Все эскимосы, включая молодую женщину, пользовались ножом так же, как леди Безмолвная в своем снежном доме более двух месяцев назад: отрезали ломтики мяса и сала, направляя ко рту острое лезвие, едва не задевавшее измазанные жиром губы и язык.

Ирвинг старался действовать таким же манером, но нож у него был не таким острым, и он орудовал им весьма неуклюже. Но он хотя бы не порезал себе нос, как в первый раз, в обществе леди Безмолвной. Эскимосы поглощали пищу в дружелюбном молчании, вежливо порыгивая и изредка попердывая. Мужчины время от времени пили из кожаного меха или бурдюка, но Ирвинг уже достал флягу, которую держал за пазухой, чтобы вода не замерзла.

– Кии-на-оо-вит? – внезапно сказал Инук Тикеркат. Он постучал кулаком себя по груди. – Тикеркат. – Затем молодой человек снова снял рукавицу и показал два из оставшихся на руке пальцев: указательный и средний.

– Ирвинг, – сказал лейтенант, похлопав ладонью себя по груди.

– И-вунг, – повторил эскимос.

Ирвинг улыбнулся, глядя на него поверх куска сала. Он указал рукой на своего нового друга.

– Инук Тикеркат, и-и?

– Ах-ка, – сказал эскимос, помотав головой. Он широко повел обеими руками по сторонам, охватывая жестом всю группу аборигенов с собой включительно, и твердо сказал: – Инук. – Он поднял покалеченную руку и пошевелил указательным и средним пальцем, спрятав большой, а потом снова повторил: – Тикеркат.

Ирвинг понял так, что слово «Инук» относится не к конкретному человеку, а ко всем десятерым эскимосам – предположительно является названием племени, или народности, или клана. И заключил, что «Тикеркат» – не второе, а полное имя мужчины и означает оно, возможно, «Двупалый».

– Тикеркат, – проговорил Ирвинг с набитым ртом, стараясь произнести слово правильно. Он продолжал жадно есть, не обращая внимания на то, что тюленина была не очень свежей и с душком. Казалось, больше всего на свете его истощенному организму не хватало именно этого чуть прогорклого сала. – Тикеркат, – повторил он еще раз.

Затем, пока все сидели на корточках, орудовали ножами и жевали, состоялась процедура общего знакомства. Тикеркат принялся представлять Ирвингу своих товарищей и одновременно жестами объяснять значение каждого имени – если имена имели значение, – но потом мужчины включились в происходящее и стали сами разыгрывать пантомимы, раскрывающие смысл своих имен. Происходящее напоминало веселую детскую игру.

– Талириктуг, – медленно проговорил Тикеркат, подаваясь к своему соседу, молодому человеку с бочкообразной грудной клеткой.