Террор

Два матроса в упряжи саней упали на колени в изрытый колеями снег. Один громко рыдал, а другой безостановочно сыпал самыми крепкими матросскими ругательствами из всех существующих.

– Черт побери! – проревел Крозье. – Вы не раз видели арктические миражи прежде. Прекратите распускать сопли и сквернословить – или будете тащить чертовы сани вдвоем, а я сяду на них и стану подгонять вас пинками. Поднимитесь на ноги, бога ради! Вы мужчины, а не малодушные бабы! Что за хрень такая!

Оба матроса встали и неловко отряхнули с коленей ледяные кристаллы и снег. Крозье не опознал мужчин по одежде и «уэльским парикам», да и не хотел опознавать.

Вереница саней снова поползла вперед; мужчины кряхтели от натуги, но не чертыхались. Все знали, что высокую торосную гряду впереди – хотя санные отряды, за последние недели проходившие здесь бессчетное число раз, и проложили через нее путь – преодолеть будет ой как непросто. Им придется затащить тяжелые сани по крутому откосу длиной по меньшей мере пятнадцать футов, по обеим сторонам которого нависают шестидесятифутовые ледяные стены, откуда в любой момент могут сорваться ледяные валуны.

– Такое впечатление, будто какой-то злой бог хочет помучить нас, – почти весело заметил Томас Блэнки.

Ледовый лоцман, освобожденный от обязанности тащить сани, по-прежнему ковылял рядом с Крозье.

Капитан ничего не ответил, и через минуту Блэнки отстал от него и пошел рядом с кем-то из морских пехотинцев.

Крозье велел одному из свободных в данный момент мужчин занять его место в упряжи – они научились сменять друг друга на ходу, не останавливая саней, – а потом отступил в сторону от колеи и посмотрел на часы. Они шли около пяти часов. Оглянувшись назад, Крозье увидел, что настоящий «Террор» уже скрылся из виду, отделенный от них по меньшей мере пятью милями замерзшего моря и несколькими низкими торосными грядами.

По-прежнему оставаясь руководителем злополучной экспедиции, Френсис Родон Мойра Крозье больше не являлся капитаном корабля Службы географических исследований Военно-морского флота Британии. Эта часть его жизни – а служба во флоте сначала простым матросом, потом военно-морским офицером была всей его жизнью с отроческой поры – навсегда закончилась. После того как он потерял так много людей и оба корабля, Адмиралтейство никогда не доверит Крозье командования другим судном.

До лагеря оставалось еще два дня пути. Крозье устремил взгляд на высокую торосную гряду впереди и устало потащился дальше.

33 Гудсир

69°37′ 42'' северной широты, 98°41′ западной долготы

22 апреля 1848 г.

Из личного дневника доктора Гарри Д. С. Гудсира

22 апреля 1848 г.

Вот уже четыре дня я нахожусь в так называемом лагере «Террор». Думаю, он вполне оправдывает свое название.

Шестьюдесятью людьми здесь, включая меня, руководит капитан Фицджеймс.

Признаюсь, когда на прошлой неделе я впервые увидел издалека это место, на ум мне пришли картины из гомеровской «Илиады». Лагерь расположен на берегу довольно широкой бухты примерно в двух милях от каменной пирамиды, почти двадцать лет назад возведенной на мысе Виктори-Пойнт Джеймсом Кларком Россом. Это место несколько лучше всех прочих защищено от ветра со снегом, дующего со стороны пакового льда.

Возможно, сцены из «Илиады» вспомнились мне при виде восемнадцати длинных лодок на берегу замерзшего моря – четыре лодки лежат на боку, остальные четырнадцать привязаны к саням.

За лодками стоят двадцать палаток разного размера – от маленьких голландских, какими мы пользовались год назад, когда я сопровождал ныне покойного лейтенанта Гора к Виктори-Пойнт (в каждой такой палатке могут спать шесть человек, по трое в спальном мешке, сшитом из волчьих шкур и одеял, шириной пять футов), до палаток побольше, изготовленных парусником Мюрреем, в том числе двух предназначенных для капитана Фицджеймса и капитана Крозье с их личными вестовыми, и, наконец, двух самых больших палаток, размером примерно с кают-компанию «Эребуса» и «Террора», одна из которых отведена под лазарет, а другая – под матросскую столовую. Несколько других палаток служат столовыми для мичманов, унтер-офицеров, офицеров и приравненных к ним по положению гражданских лиц, как инженер Грегори и я.

Или, возможно, «Илиада» вспомнилась мне, поскольку при приближении к лагерю «Террор» ночью (а все санные отряды, отправлявшиеся с корабля «Террор», добирались до места назначения на третий день, после наступления темноты) в первую очередь в глаза бросается множество костров. Разумеется, топлива здесь нет, если не считать незначительного количества дубовых досок, привезенных с разрушенного «Эребуса» специально для этой цели, но за последний месяц сюда переправили все оставшиеся мешки угля с обоих кораблей, и многочисленные угольные костры ярко горели на берегу, когда я впервые увидел лагерь «Террор». Огонь пылал в открытых очагах, сложенных из камней, и в четырех высоких жаровнях, уцелевших после карнавального пожара.