Разумеется, никакие волны не набегали с плеском на берег. Вдоль береговой линии по-прежнему тянулась гряда высоких айсбергов, стоявшая стеной между нами и паковым льдом.
Капитан Фицджеймс поднял фонарь и осветил длинный ряд лодок.
— Что вы видите, доктор? — спросил он.
— Лодки, — рискнул предположить я, чувствуя себя тем самым несведущим человеком, которым отрекомендовался минуту назад.
— Вы замечаете какую-нибудь разницу между ними, доктор Гудсир?
Я пригляделся получше.
— Четыре из них не на санях, — сказал я.
На это я обратил внимание сразу, еще в первую ночь своего пребывания здесь. Я не понял, в чем дело с означенными четырьмя лодками, когда для всех остальных мистер Хани потрудился смастерить специальные сани. Это показалось мне вопиющим упущением.
— Вы совершенно правы, — сказал капитан Фицджеймс. — Эти четыре лодки — вельботы с «Эребуса» и «Террора». Длиной тридцать футов. Легче остальных. Очень прочные. Шестивесельные. С острым носом и кормой, как каноэ… теперь видите?
Теперь я увидел. Я никогда прежде не замечал, что вельботы одинаково сужаются с одного и другого конца, наподобие каноэ.
— Будь у нас десять вельботов, — продолжал капитан, — наши дела обстояли бы значительно лучше.
— Почему? — спросил я.
— Они прочные, доктор. Очень прочные. И легкие, как я уже сказал. Мы смогли бы погрузить в них припасы и тащить их по льду, не изготавливая для них сани, как для всех прочих лодок. Если бы мы нашли разводье, то смогли бы спустить вельботы на воду прямо со льда.
Я потряс головой. Понимая, что капитан Фицджеймс может счесть и наверняка сочтет меня за полного дурака, услышав следующий мой вопрос, я все же спросил:
— Но почему вельботы можно тащить по льду, а остальные лодки нельзя, капитан?
Капитан ответил, без тени раздражения в голосе:
— Вы видите у них руль, доктор?
Я посмотрел в один и другой конец вельбота, но никакого руля не увидел. О чем и сообщил капитану.
— Вот именно, — сказал он. — У вельбота плоский киль и нет руля. Судном управляет гребец на корме.
— Это хорошо? — спросил я.
— Да, если вам нужна легкая, прочная лодка с плоским килем и без руля, который непременно сломается при волочении по льду, — сказал капитан Фицджеймс. — Вельбот легче всего тащить по льду, несмотря на то что он длиной тридцать футов и вмещает до дюжины человек вместе с изрядным количеством припасов.
Я кивнул, как если бы все понял. Я и правда почти все понял — но я страшно устал.
— Видите, какая у вельбота мачта, доктор?
Я снова посмотрел. И снова не понял, что именно должен увидеть. В чем и признался.
— У вельбота одна-единственная разборная мачта, — сказал капитан. — Сейчас она лежит под парусиной, натянутой на планшири.
— Я заметил, что все лодки покрыты парусиной и досками, — сказал я, чтобы показать, что я не совсем уж ненаблюдательный. — Это для того, чтобы защитить их от снега?
Фицджеймс зажигал трубку. Табак у него уже давно кончился. Я не хотел знать, чем он теперь ее набивает.
— Для того чтобы под ними могли укрыться команды всех восемнадцати лодок, даже если в конечном счете мы возьмем с собой всего десять, — негромко сказал он.
Большинство людей в лагере уже спали. Замерзшие часовые, притопывая ногами, расхаживали взад-вперед сразу за пределами освещенного фонарем пространства.
— Мы будем прятаться под парусиной, когда пойдем по чистой воде к устью реки Бака? — спросил я.
Мне никогда не представлялось, как мы сидим на корточках под парусиной и настилом из досок. Я всегда воображал, как мы весело гребем при ярком солнечном свете.
— Возможно, мы не пойдем на лодках по реке, — сказал Фицджеймс, попыхивая трубкой, набитой чем-то похожим на сухие человеческие экскременты. — Если летом воды вдоль берега освободятся от льда, капитан Крозье примет решение плыть морем.
— До самой Аляски и Санкт-Петербурга? — спросил я.
— По крайней мере до Аляски, — сказал капитан. — Или, возможно, до Баффинова залива, если прибрежные проходы во льдах откроются к северу. — Он сделал несколько шагов вперед и осветил фонарем лодки на санях.
— Вы знаете, что это за лодки, доктор?
— А они что, отличаются от предыдущих, капитан?
Я обнаружил, что страшная усталость побуждает человека высказываться честно, не испытывая смущения.
— Да, — ответил Фицджеймс. — Вот эти две, привязанные к специальным саням мистера Хани, называются тендерами. Безусловно, вы видели их, когда они стояли на палубе или на льду рядом с кораблями в течение последних трех зим.
— Да, конечно, — сказал я. — Но вы говорите, они отличаются от вельботов?
— Сильно отличаются, — сказал капитан Фицджеймс, снова зажигая трубку. — Вы заметили на них мачты, доктор?
Даже при тусклом свете фонаря я видел две мачты, торчащие над каждым судном. В парусиновом тенте были искусно прорезаны и аккуратно обметаны отверстия для них. Я сообщил капитану о своих наблюдениях.
— Очень хорошо, — сказал он, без малейшего намека на снисходительность в голосе.
— А эти разборные мачты не разобрали намеренно? — спросил я, скорее с целью показать, что я внимательно слушал все предшествовавшие пояснения, нежели по какой-либо иной причине.