Читаем Территория моей любви полностью

– Николай Трофимович, если вы запустите картину «Солнечный удар», я уйду со студии и никогда больше сюда не вернусь.

– Почему? – спросил Николай Трофимович изумленно, подняв брови.

– Потому что это вопрос мужской чести и человеческого достоинства.

Я рассказал ему эту историю. Сизов вопросов больше не задавал. Вызвал секретаршу и попросил ее принести сценарии. Увидев первым сценарий Соловьева и Дыховичного, он отложил его в сторону. На этом вопрос был закрыт.

Рабочий момент съемок

В тот же вечер Иван мне позвонил (хотя не звонил до этого почти год) и сказал:

– Знаешь, Никит, такая странная у меня история с картиной…

– Да? А что такое?

– У меня не запустили «Солнечный удар». Не запустили мой диплом. Ты не знаешь, в чем дело?

– Знаю, Ваня. Это сделал я, – сказал я ему сразу. – Ведь я просил тебя не трогать «Солнечный удар» и надеялся, что ты меня услышал. Я же просил не из страха, не от нехороших к тебе чувств, не из зависти. А потому что этот фильм – моя мечта, которую я лелею и жду, когда появится возможность ее осуществить! Мало того, на несколько лет раньше тебя подал на нее заявку.

Конечно, Ваня произнес вполне ожидаемое: «Как так? Как ты мог?..» Разразился язвительной речью с бесконечным рефреном: «Кто ты, а кто я?» Я ему говорю:

– Ваня, дело в том, что, если ты выходишь на ринг с тяжеловесом в надежде, что у тебя есть нож, дубина или автомат, ты должен быть готов к тому, что ими могут воспользоваться и те, против кого ты выходишь. Мне казалось, что у нас достаточно давние, трогательные, мужские, товарищеские с детства отношения и ты сможешь меня услышать, понять или по крайней мере продолжить меня убеждать. Но ты поступил проще! Ты просто наср… на мою просьбу, забыл мое имя и тупо, ничтоже сумняшеся, сел с Сережей Соловьевым писать сценарий! У меня не было другого выхода, кроме как поступить так, как я поступил. Могу тебя уверить, что с любым другим человеком в подобной ситуации я бы, отстаивая свое художественное право, поступил точно так же. Я действовал открыто и шел до конца. Ты прекрасно понимаешь, что у Сизова была полная возможность решить вопрос не в мою пользу. И в этом случае мне пришлось бы выполнить свое обещание и уйти со студии. Как бы сложилась моя судьба дальше, я не знаю, но я шел ва‑банк.

Действительно, каждому, кто знал Сизова, который не терпел никакого давления на себя, должно было быть понятно, что он совершенно спокойно, с учетом, что дипломная работа Дыховичного уже стояла в плане, мог меня «не услышать», объяснив это обычной целесообразностью студийной работы.

К сожалению, от этой истории в результате ее перепостчивания осталось только то, что «Михалков закрыл картину Дыховичного». По злобе, по бездарности, по зависти и так далее…

Больше никогда никакого отношения к картинам Ивана я не имел. Но с тех самых пор Ваня не пропускал ни одного случая в прессе и по телевидению отозваться обо мне по меньшей мере нелицеприятно. Иван Дыховичный ушел из жизни в 2009‑м, о чем я очень сожалею, он был режиссером, бесспорно, талантливым…

* * *

От многих слышу (и абсолютно с этим мнением согласен), что в связи с событиями на Украине и в Новороссии, которые, казалось бы, совсем недавно были абсолютно неотъемлемой частью русского мира, «Солнечный удар» приобретает пронзительную актуальность. Действительно, нам тоже впору спрашивать сегодня у самих себя: когда же все это произошло? Когда и как?.. А ведь когда фильм задумывался и снимался, не было, казалось бы, и признаков грядущей катастрофы.

Художественное творчество, художественное мышление порой волей-неволей бегут впереди времени. Видимо, так получилось и здесь. Конечно, задумывая картину, я не думал о какой-либо конкретной ситуации. Скорее думал в целом о том состоянии, в котором оказывается порой русский мир…

Вот поручик не ответил на вопрос ребенка (а вопрос был важный!), вот остался без оценки священник-мздоимец, вот кто-то позаботился больше о своем кармане, чем о своем честном слове… и из всех этих проходных, казалось бы, деталей и складывается один внятный ответ. Нашему герою и нам всем. Ответ на вопрос: когда и как все это произошло?..

Почему же не возникло своевременного адекватного сопротивления той страшной опасности?.. Не верилось в ее реальность?..

Думали, страна большая – здесь стало плохо, на новые места перейдем. Об этом тоже говорят мои герои. Сидит в русском человеке эта обломовская лень-неохота самому вмешаться в жизнь своей страны, испачкать ручки… Я очень надеюсь, что в сегодняшней России (в том числе и благодаря таким фильмам, как «Солнечный удар») люди найдут силы победить в себе это досадное качество.

* * *

При эпохальной масштабности съемок просто неизбежна скрупулезность в воспроизведении исторических деталей.

Перейти на страницу:

Все книги серии Михалков Никита. Книги знаменитого актера и режиссера

Территория моей любви
Территория моей любви

Книга знаменитого режиссера и актера Никиты Михалкова – замечательный пример яркой автобиографической прозы. Частная жизнь и творчество сплетены здесь неразрывно. Начав со своей родословной (в числе предков автора – сподвижники Дмитрия Донского и Ермака, бояре Ивана Грозного и Василий Суриков), Никита Михалков переходит к воспоминаниям о матери, отце – авторе гимна СССР и новой России. За интереснейшей историей отношений со старшим братом, известным кинорежиссером, следует рассказ о своих детях – Ане, Наде, Степане, Артеме.Новые, порой неожиданные для читателя грани в судьбе автора открывает его доверительный рассказ о многих эпизодах личной жизни. О взаимном чувстве и драматическом разрыве с Анастасией Вертинской и о Любви на всю жизнь к своей жене Татьяне. О службе в армии на Тихом океане и Камчатке… И конечно же, о своих ролях и режиссерских работах.

Никита Сергеевич Михалков

Кино
Мои дневники
Мои дневники

Это мои записные книжки, которые я начал вести во время службы в армии, а точней, на Тихоокеанском флоте. Сорок лет катались они со мной по городам и весям, я почти никому их не показывал, продолжая записывать «для памяти» то, что мне казалось интересным, и относился к ним как к рабочему инструменту.Что же касается моих флотских дневников, вообще не понимаю, почему я в свое время их не уничтожил. Конечно, они не содержали секретных сведений. Но тот, кто жил в советское время, может представить, куда бы укатились мои мечты о режиссуре, попадись это записки на глаза какому-нибудь дяденьке со Старой площади или тётеньке из парткома «Мосфильма». Потому и прятал я дневники все эти годы.Но прошло время. И с такой скоростью, таким калейдоскопическим вихрем изменился ландшафт внешней и внутренней нашей жизни, что мне показалось – эти записи, сделанные то карандашом, то авторучкой, то в одном конце страны, то в другом, становятся определённым документом осознания времени, истории, человека.

Никита Сергеевич Михалков , Полина Михайловна Орловская

Биографии и Мемуары / Проза / Современная проза / Документальное
Право и Правда. Манифест просвещенного консерватизма
Право и Правда. Манифест просвещенного консерватизма

Сегодня в год столетнего юбилея двух русских революций мы предлагаем читательскому вниманию новое издание Манифеста просвещенного консерватизма под названием «Право и Правда».Его автор – выдающийся кинорежиссер и общественный деятель Никита Михалков.Надеемся, что посвященный российской консервативной идеологии Манифест, написанный простым, ясным и афористичным языком не только вызовет читательский интерес, но и послужит:«трезвым напоминанием о том, что время великих потрясений для России – это наша национальная трагедия и наша личная беда, и что век XXI станет для всех нас тем временем, когда мы начнём, наконец, жить по законам нормальной человеческой логики – без революций и контрреволюций».Книга адресована широкому кругу читателей.

Никита Сергеевич Михалков

Публицистика

Похожие книги

О медленности
О медленности

Рассуждения о неуклонно растущем темпе современной жизни давно стали общим местом в художественной и гуманитарной мысли. В ответ на это всеобщее ускорение возникла концепция «медленности», то есть искусственного замедления жизни – в том числе средствами визуального искусства. В своей книге Лутц Кёпник осмысляет это явление и анализирует художественные практики, которые имеют дело «с расширенной структурой времени и со стратегиями сомнения, отсрочки и промедления, позволяющими замедлить темп и ощутить неоднородное, многоликое течение настоящего». Среди них – кино Питера Уира и Вернера Херцога, фотографии Вилли Доэрти и Хироюки Масуямы, медиаобъекты Олафура Элиассона и Джанет Кардифф. Автор уверен, что за этими опытами стоит вовсе не ностальгия по идиллическому прошлому, а стремление проникнуть в суть настоящего и задуматься о природе времени. Лутц Кёпник – профессор Университета Вандербильта, специалист по визуальному искусству и интеллектуальной истории.

Лутц Кёпник

Кино / Прочее / Культура и искусство