И хотя мы не жили вместе, – у каждого был свой дом, – иногда мы совместно путешествовали. Останавливались в одном отеле, снимали один номер на двоих, спали на одной кровати. Но мы не стремились использовать это обстоятельство как возможность возобновить сексуальную связь. Мы относились ко всему происходящему с нами философски.
У Тамары получалось танцевать всё лучше и лучше и эротично. А у меня ничего не получалось – в той роли, которая досталась мне, я не находил ничего креативного. По-видимому, моя насмешка и безынициативность задели её.
Коляску, в которой я сидел, она крутанула с такой силой, которой раньше мне не показывала. Коляска перевернулась, и я оказался на полу, лицом вниз.
– Ты жив? Э-э, не притворяйся, – Тамара несколько раз ткнула меня в бок своей туфлей. Я повернулся к ней.
– Поднимайся, старый блядун, – рассмеялась она.
– Ты чуть не убила меня.
– Не-ет, для этого на свете полно других безумных девок!
Может, у неё какая-то злоба и затаилась, но без злобы тоже ведь не интересно. Злоба, она как отбойный молоток пробивает тоннель в те сферы, где женская фантазия сможет разлиться шире возможностей мужа да и любого мужчины вообще и, возможно, примирить с обстоятельствами.
Любые долгие отношения это обкатка.
Женщина обязана меняться, а мужчина имеет право оставаться таким, каким был в юности.
Дерзкая, дикая, гордая, своенравная – эти эпитеты могут украсить любую девушку, и никогда – зрелую женщину.
Гордость необходима девушке исключительно для того, чтобы привлечь и удержать внимание самого выносливого и сильного мужчины. Но гордая мать это уже потенциальная смерть для своих детей. Нормальная мать должна быть готова на всё ради выживания потомства.
«Старый блядун» – так Тамара называла меня в последнее время. Ни первое, ни второе – не верно, и она это знала. Но, произнося именно эти слова, она обозначала не мои мужские способности или их отсутствие, а ту степень свободы, которой, как ей казалось, она обладала как женщина.
Но это всё наши внутренние разборки. Внешне не было никакой демонстрации свободы. Мы соблюдали определённые правила поведения: я никогда не приезжал на день рождения наших общих друзей или на поминки со своей новой пассией или парой девиц. Тамара тоже достаточно чётко понимала, что можно, а что нельзя выставлять напоказ. Думаю, что просто каждый из нас выбрал для себя комфортное состояние.
А возможно, Тамара тешила себя мыслью, что когда-нибудь я окажусь в её власти. Зачем ей это надо? Думаю, у женщин есть свои маяки, обозначающие им собственную значимость.
И наверное, подобные мысли придавали Тамаре силы жить дальше. И вполне вероятно, что я даже и не хотел лишать её жизненной силы. Просто по-человечески не хотел этого делать.
Потому и не разводился.
Мужчина знает, что любовь простирается до определенных границ. Знает – и действует в соответствии с этим знанием.
И только женщина способна игнорировать эти границы и цепляться за веру в то, что кто-то полюбит её достаточно сильно, настолько сильно, что будет способен не расставаться с ней всю жизнь. Эта вера дана женщине как иммунитет для материнства.
Разрушится эта вера – разрушится и желание быть матерью. Женщина не рожает детей для себя, она их рожает для мужчины. Чтобы через этот акт он оценил её качество и значимость.
Неизвестно ещё, когда начинается по-настоящему взрослая жизнь, ответственная – с началом брака или с его концом.
Должен ли я заботиться о чувствах Тамары? Не знаю. Скорее нет, чем да. Должен ли я думать о последствиях нашего брака?
Наверное, да.
А до Тамары в моей жизни была другая женщина, Люся – некая взрослая особа, охмурившая меня молодого.
Когда я лейтенантом попал в Подольск на службу в госпиталь, на меня обратили свои взоры примерно полсотни молодых девиц. И все они были женщины-военнослужащие.
В госпитале я оказался самым молодым мужчиной. И младшим по званию. Все остальные должности начинались от майора. А это как минимум от тридцати лет и, как правило, уже при жене. А тут такая роскошь: молодой да ещё и холостяк.
Люся была старше меня на восемь лет. Такая аккуратно сложенная женщина небольшого роста, ухоженная, всегда модно одетая. Имела грудь третьего размера. Простое, доброе лицо.
Люся умела быть неделю блондинкой, а неделю брюнеткой, а потом рыжей. Ей всё шло. Такая заметная дама без мужа, но с ребёнком, который жил где-то с её мамой. К сыну она уезжала почти каждые выходные. В общем, одинокая женщина на пороге отчаянья.
Возможно, из всего имеющегося женского контингента Люся была наиболее опытной в делах любовных. И достаточно мудрой, для того чтобы состоялись наши отношения.
Она хорошо понимала, что время, когда ей первой могли что-то предлагать мужчины, безвозвратно уходит. Да и её среда обитания к такой модели поведения не располагала. Потому она и сумела завлечь меня. А меня тянуло ко всему взрослому, понятному, простому и безотказному. И всем этим была Люся.