Тенденция к сжатию обороняемого пространства продолжалась и в дальнейшем. Со второй половины XV в. из 22 святилищ в качестве «государственных» в реальности функционировали уже только три (Исэ, Камо и Ивасимидзу). Что до «периферии», т. е. всей остальной страны, то ее магическая защита от природных бедствий осуществляется местными святилищами и храмами. О тамошних катаклизмах часто попросту не становилось известно в столице. Поэтому землетрясения, случавшиеся в далеких провинциях, в столице обычно не обсуждались – дневники столичных жителей (аристократов), даже занимавших самые высокие и ответственные должности при дворе, редко упоминают о них[234]. Общая партикуляризация государственной жизни находит отражение в том, что понятие всемогущего Неба отходит на второй план, его авторитет заменяется авторитетом божеств и будд. Люди стараются не гневить именно их, им же молятся, от них же ожидают и помощи в случае возникновения природных бедствий. Однако эти высшие существа имели в Японии характер локальных божеств, их «зона ответственности» была строго ограниченной.
Курс на сокращение защищаемой территории был продолжен и сёгунатом Минамото, взявшим на вооружение дзэн-буддизм: его ставку в Камакура обороняли пять дзэнских храмов (годзан). С образованием сёгуната Асикага, перенесшего свою резиденцию в район Муромати (Киото), к ним добавились пять храмов в Киото. Таким образом, общенациональная магическая сеть, функционировавшая в период Нара и в первой половине Хэйан, перестала существовать. Жалобы на плохое исполнение ритуалов часто встречаются в письменных памятниках этой эпохи.
Центральная власть перестает брать на себя ответственность за магическую оборону всей страны, но это не означает, что отдельные отличающиеся особыми магическими способностями личности не могли брать на себя функции по ритуальному контролю над природными бедствиями. Правда, их ритуальная компетенция была весьма ограничена в пространственном отношении. Так происходит, например, с монахом и знаменитым стихотворцем Ноином. Согласно одной из историй памятника середины XIII в. «Дзиккинсё» (Х-10) вместе с управителем провинции Иё по имени Фудзивара-но Санэцуна он отправляется на место службы управителя. Там они обнаруживают, что провинцию постигла страшная засуха. Вместо того чтобы самому принять какие-то практические или ритуальные меры, что входит в его прямые должностные обязанности, Санэцуна заявляет, что синтоистские божества «радуются», когда им преподносят стихи, и просит Ноина преподнести стихотворение божеству святилища Мисима. И тогда Ноин сочиняет (произносит) такое стихотворение-заклятие: «Раз ты божество, пролей небесную воду из Небесной реки [так обозначался Млечный путь] на поля». После этого он кладет стихотворение на бумагу и отдает ее священнослужителю. И тогда небо немедленно покрывается облаками и проливается благословенный дождь[235]. Подобные истории о вызывании (или же прекращении) дождя постоянно приводятся в средневековых памятниках, но их героями становятся, как правило, не управленцы высшего звена, а люди (чаще всего монахи, встречаются и поэты), не имеющие непосредственного отношения к государственной иерархии. Они обращаются к локальным божествам, поэтому их молитвы имеют лишь локальные результаты.
Императорские поэтические антологии, одним из главных предназначений которых было обеспечение (отражение) правильного функционирования природы, в конце концов перестают составляться – это еще одно свидетельство чувства бессилия, охватившего мир аристократов. Указ о составлении 21-й императорской антологии «Синсёку кокин вакасю» датируется 1433 г., работа заняла почти сорок (!) лет и была закончена лишь в 1472 г. После этого новых антологий уже не составляли. И дело не в обнищании двора, как иногда считают. Стихи продолжали сочинять в достаточном количестве, а составление антологии не требует сколько-то существенных расходов. Однако дела в стране (при дворе) шли настолько плохо, что сам двор перестал верить в то, что поэзия может привести страну в надлежащее состояние.