Terra Nipponica

В описаниях садов, с которыми мы встречаемся в письменных свидетельствах, представлен, как правило, весьма короткий список растений, он намного короче, чем в реальной природе. В «Сакутэйки» упоминается 16 видов растений. Этот список практически полностью совпадает со списком растений, зафиксированных в придворной поэзии. Точно так же как и в поэзии, в саду отсутствуют плодоносящие растения и деревья. Это еще раз свидетельствует о том, что японский сад не имеет никакого отношения к «утилитарным» (пероральным) ценностям. Несмотря на то что реальная природа Японии обладает огромным растительным многообразием, поэты и садовники того времени стремились не к многообразию, а к его решительному сокращению, что соответствовало их представлениям об устройстве мира и «гармонии». Такое совпадение неудивительно – ведь каждый аристократ обладал домом и садом, каждый сочинял стихи. И садоводство, и поэтическое сочинительство были проекцией одних и тех же ценностей и установок. Недаром поэту пристало сочинять стихи, обратившись лицом к саду. Знаменитый поэт Сётэцу (1381–1459) с похвалой отзывался о своем предшественнике и непререкаемом авторитете Фудзивара Тэйка, который во время сочинительства, будучи тщательно одет, открывал южные раздвижные перегородки своего дома и смотрел в южную сторону (в сторону сада), т. е. вел себя так, как поступали придворные во время поэтических сборищ в государевом дворце[216]. Все действующие лица тогдашней культуры устремляли свой взор на юг. При этом император повелевал страной, садовник – земными флюидами, поэт – словами. Все они были озабочены долголетием и держали оборону от энтропии.

Ки-но Цураюки сделал такую подпись на ширме, подаренной супруге Фудзивара Токихира по случаю ее пятидесятилетнего юбилея в 915 г.:

В моем доме
На ветвях сосны
Расселись журавли,
Напоминающие
О тысячелетнем снеге[217].

В этом стихотворении мы наблюдаем нагромождение символов, выражающих пожелание долголетия: сосна, журавль, вечный снег. Показательно, что Цураюки ведет речь от первого лица. Поскольку ширма находится, естественно, в доме владельца, то эту речь, наблюдая за своим садом (его живописной копией), ведет именно супруга Токихира, Цураюки лишь «подсказывает» ей нужные слова. И именно ее сад, а не сад самого Цураюки является для хозяйки подателем долгих лет жизни.

Японский садовник стремился к полностью предсказуемому пространству. Растительный мир в нем представлен не «ненадежными» цветами, а деревьями, поскольку дерево занимает строго фиксированное положение в пространстве. При этом дерево в японском саду не выращивали (из семени или из саженца) – взрослое дерево выкапывали в каком-либо другом месте, доставляли в будущий сад, укореняли и ухаживали за ним (как правило, подрезая ветки, и не давая ему возможности вырасти дальше). Поэтому сад мало менялся с течением времени, он появлялся сразу в своем окончательном (запланированном) виде и не разрастался. Но камень отвечает требованию предсказуемости и прочности еще в большей степени, чем дерево. Он не только раз и навсегда занимает отведенное («положенное») ему место, но и остается почти неизменным независимо от времени года. Он не подвержен влиянию погоды, ее «капризам». Он «равнодушен» по отношению к перепадам температуры, холоду и жаре, ливням и бурям. Намоченный дождем, он высыхает. Снег на его поверхности неизбежно тает. Описанный Тосицуна сад выражает прежде всего идею стабильности, а не изменчивости. Эта идея была созвучна идеологии «государства законов», которая стремится к максимальной формализации отношений внутри государства. Если все законы безукоризненно выполняются, то невозможны и никакие случайности.

Глава 2 Страна островов с просяное зернышко

Разгул стихий в столице: катастрофизм сознания