Читаем Terra Nipponica: Среда обитания и среда воображения полностью

Ближе к концу статьи Тэрада вступает в короткую полемику с теми, кто предлагал идентифицировать японцев по цвету кожи, на что автор резонно возражает, что в таком случае в одну группу с японцами попадут и китайцы. Если же проводить разграничение по природным условиям обитания и по отношению к природе, то тогда японцев уже нельзя будет спутать ни с кем. «В обширном регионе, называемом Востоком, японская земля-природа и ее народ образуют совершенно уединенный "остров". Я полагаю, что выявление особенностей Японии в самых различных областях, их актуализация применительно к окружающей среде составляют историческую миссию японцев, цель их существования, что является их вкладом в здоровое развитие человечества. Если мир лишится цветов сакуры, то он станет скучнее» (с. 252).

Тэрада говорил, разумеется, не о сакуре как таковой, а о «культуре сакуры», которая стала к тому времени «визитной карточкой» Японии в мире. Мы же, оценивая взгляды Тэрада Торахико, можем утверждать, что понятие «мир» воспринимается Тэрада исключительно в контексте уникальности Японии и японцев в этом мире, – мире, который предоставляет Японии не столько объединительные, сколько разделительные возможности.

Эмоции автора легко понять. В это время многим японцам казалось, что под давлением западной культуры они теряют свою идентичность. Как и повсюду в мире, западная культура демонстрировала в Японии вмонтированные в нее способности по уничтожению разнообразия. Совершенно неудивительно, что это вызывало реакцию отторжения и страх. Тело культуры (как и тело человека) охраняет свою автономность, оно может существовать только в пространстве, которое ограничено физическими параметрами, в данном случае границами архипелага, представляющими собой вмещающий культуру природный ландшафт, который воспринимался с фатализмом, как родная данность. Жалуясь на неблагоприятные природные условия, японцы не мечтали о переселении и старались находить положительные последствия даже для тех природных явлений, которые сильно усложняли им жизнь и угрожали ей. В другой своей статье Тэрада Торахико писал: «Япония по своему географическому положению занимает исключительно своеобразное место, в силу чего ее отношения с другими государствами также отличаются своеобразием, и она вынуждена принимать различные оборонительные меры по отношению к своим потенциальным противникам; одновременно с этим она находится под влиянием крайне специфических климатических и геологических факторов, в результате чего ей выпала такая судьба – находиться под постоянной угрозой специфических природных бедствий. Нельзя сказать, что в странах, принадлежащих к западной цивилизации, совсем не случается землетрясений, цунами и тайфунов, но все-таки следует признать, что их частота не идет в сравнение с ужасными бедствиями, происходящими в нашей стране. В то же время невозможно отрицать, что частота природных бедствий оказала положительное влияние на наш национальный характер – тысячелетняя закалка природными бедствиями породила в японском народе целый ряд уникальных и превосходных качеств»[536].

Следует помнить, что этот страх исчезновения самобытной культуры с легкостью перерастал в истерику, когда даже ученые мужи забывали про свой позитивизм. Потребность в самоутверждении и самозащите слишком часто реализовывала себя в построениях, в рамках которых другим землям, странам и народам отводилась роль отрицательного образца для сравнения. И тогда эти земли представали бедными и унылыми, а люди, их населявшие, – бескультурными недоумками. К сожалению, такое понимание мира превращалось в государственную идеологию, находило выход в конкретных действиях на военно-политическом уровне.

Показательно, что, говоря об уникальности Японии и японцев, Тэрада предпочитает оперировать понятием «остров». К этому времени, как уже неоднократно отмечалось, Японская империя перестала быть островной страной. Позиционирование Японии как материковой и многонациональной страны стало частью официальной идеологии. Тем не менее достаточно мощный вектор «низового» интеллектуального движения зачастую был направлен в другую сторону. Это движение было занято самоописанием «японца» на ограниченном морем и островами пространстве. Это пространство обладало уникальными характеристиками, порождающими уникальную японскую культуру, которую следовало беречь и защищать. И разумеется, следует помнить, что в связке земля-люди определяющим фактором признавалась земля в полном в соответствии с традиционными конфуцианскими представлениями о географическом детерминизме.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Эра Меркурия
Эра Меркурия

«Современная эра - еврейская эра, а двадцатый век - еврейский век», утверждает автор. Книга известного историка, профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина объясняет причины поразительного успеха и уникальной уязвимости евреев в современном мире; рассматривает марксизм и фрейдизм как попытки решения еврейского вопроса; анализирует превращение геноцида евреев во всемирный символ абсолютного зла; прослеживает историю еврейской революции в недрах революции русской и описывает три паломничества, последовавших за распадом российской черты оседлости и олицетворяющих три пути развития современного общества: в Соединенные Штаты, оплот бескомпромиссного либерализма; в Палестину, Землю Обетованную радикального национализма; в города СССР, свободные и от либерализма, и от племенной исключительности. Значительная часть книги посвящена советскому выбору - выбору, который начался с наибольшего успеха и обернулся наибольшим разочарованием.Эксцентричная книга, которая приводит в восхищение и порой в сладостную ярость... Почти на каждой странице — поразительные факты и интерпретации... Книга Слёзкина — одна из самых оригинальных и интеллектуально провоцирующих книг о еврейской культуре за многие годы.Publishers WeeklyНайти бесстрашную, оригинальную, крупномасштабную историческую работу в наш век узкой специализации - не просто замечательное событие. Это почти сенсация. Именно такова книга профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина...Los Angeles TimesВажная, провоцирующая и блестящая книга... Она поражает невероятной эрудицией, литературным изяществом и, самое главное, большими идеями.The Jewish Journal (Los Angeles)

Юрий Львович Слёзкин

Культурология