Терра инкогнита

— …И последнее, — подытожил свою речь Илья. — То, что я сейчас рассказал, хоть и носит гриф секретности, но считается мистификацией. А вот то, что объект, на котором я сейчас работаю, предназначен исключительно для дезинформации вероятного противника, — это я тебе разглашаю совершенно секретную информацию. Почти все мои сотрудники уверены, что результаты экспериментов — подтасовка, как, собственно, и задумывалось при создании объекта. Но это еще не все. Последнее время в наш центр закачиваются просто ненормально большие средства, которые потом неизвестно куда исчезают. И оказаться замешанным вот в это мне кажется весьма и весьма опасным. Так что, если соберешься мне помогать, подумай, как сделать это незаметно.

У меня действительно получилось, не привлекая особого внимания, привести в порядок купленную Ильей большую моторную лодку и даже кое-как подготовить ее к океанскому плаванию, для чего пришлось настелить палубу, приделать шверт и установить мачту. И утром двадцать пятого мая я остался на берегу, а лодка отчалила, удалилась от берега примерно на полкилометра и исчезла. Я осмотрелся — вокруг безлюдно, вряд ли кто-нибудь заметил только что случившееся исчезновение. Когда вызванная им небольшая волна достигла берега, я разобрал и зачехлил удочки, накинул рюкзак и пошагал в сторону Листвянки, до которой было километров пятнадцать. Оттуда ходил автобус в Иркутск.

Вернувшись в Москву, я получил отправленную в багажном вагоне стиральную машину «Рига-17» — прощальный подарок Ильи. Довольно странный подарок, если не знать, что, несмотря на заводскую упаковку, стирать этот механизм ничего не может.

Дома я вытащил его из обрешетки, открыл крышку, под которой оказался не бак, а нечто вроде пульта с четырьмя тумблерами, тремя реостатами, пятью светодиодами, кнопкой сброса и амперметром на двести ампер. Крайний светодиод горел. Порадовавшись, что друг нормально перенес путешествие в прошлое, я нажал кнопку «сброс», и по идее Баринов сможет принять посланный при этом сигнал. В следующий раз этот светодиод загорится, когда Илья достигнет суши. Ну и потом он время от времени будет активировать этот канал, означающий, что у него там все хорошо. Жалко, что таким путем нельзя организовать оперативную связь, но Илья объяснил, что для уверенного приема аппаратура должна передавать сигнал не меньше недели, да и то в строго определенные периоды.

Но всего каналов связи было три. Сигнал по второму будет означать, что ему там удалось настроить маяк и стиральную машину можно использовать по прямому назначению, то есть для путешествия в прошлое, но при этом надо спешить, потому что маяк получился не очень устойчивым. Ну а активация третьего — это все замечательно, можно не спешить, на подготовку не меньше года. И реостаты, регулирующие размер зоны захвата, можно ставить в максимальное положение, что будет означать параллелепипед размером пятнадцать на восемь на пять метров.

С тех пор первый светодиод загорался каждый год в начале июля, но два других не подавали признаков жизни. Что же, наверное, организовать нормальную наводку оказалось не так просто, как Илья полагал поначалу.

А жизнь тем временем текла своим чередом. Вскоре после событий девяносто третьего года сын сообщил мне, что к власти в России пришли не те, на кого он ставил, поэтому отсюда надо «линять».

— Тебе, — уточнил я.

— Нет, мама тоже так считает, — возразил сын. — И что ты тут будешь делать, когда мы уедем?

— А что я буду делать там? Нет, подобный вариант даже не обсуждается. Отговаривать вас с матерью я не стану, но и сам никуда не поеду. Я, между прочим, ни на кого не ставил, так что вряд ли мне здесь будет что-либо угрожать. Мою квартиру вы, надеюсь, мне оставите?

— Пап, да мы тебе их оставим все три! — возмутился отпрыск. — Но ты точно отказываешься ехать?

Это был вопрос на всякий случай: сын хорошо меня знал и сразу понял, что мое решение окончательное. И вскоре я остался один в Москве. Правда, с деньгами от продажи двух лишних квартир, так что бедность раньше, чем в столетнем возрасте, мне не светила никоим образом. Тем более что сын собирался меня материально поддерживать, хоть я и сказал ему, что не вижу в этом особой необходимости.

Шли годы. В две тысячи четвертом я купил дом в заброшенной деревеньке на границе Тверской и Ярославской областей, нанял бригаду таджиков и привел его в пригодное для житья состояние. Внешне дом оставался почти тем же самым, но внутри он радикально преобразился. В подвале стоял мощный генератор с месячным запасом солярки и батареей из сорока камазовских аккумуляторов, ибо с электричеством в деревеньке было весьма не очень. Ну и все прочее, необходимое для комфортной жизни пожилого одинокого пенсионера, так что с шестого года я появлялся в Москве только наездами раз в год, дешево сдав квартиру троюродной внучатой племяннице жены, которая приехала в Москву учиться.