Терновая цепь

– Меня? Расстраивает? – улыбнулся Алистер. Белые зубы сверкнули на загорелом лице. – Мой Томас, – сказал он, поглаживая щеку юноши изящными длинными пальцами, – я абсолютно счастлив и доволен своей жизнью, и больше мне ничего не нужно.

– Джеймс, – величественно произнесла Анна, – ты ведешь себя совершенно неподобающе. Приличия строго запрещают страстно целовать жену в общественных местах. Прекрати, пожалуйста, и помоги мне установить воротца для крокета.

Джеймс лениво повернул голову. Волосы Корделии рассыпались, как она и предполагала, и он наматывал на палец длинную прядь цвета красного дерева.

– Понятия не имею, как играют в крокет, – сказал он.

– А я знаю о крокете только то, что написано в «Алисе в Стране Чудес», – заметила Корделия.

– А, – улыбнулся Джеймс, – фламинго и… ежи?

Анна подбоченилась.

– У нас есть шары для крокета, молотки и воротца. А вот дальше придется импровизировать. Извини, Корделия, но…

Корделия знала: если Анна что-то вобьет себе в голову, противоречить ей бесполезно. Она игриво помахала Джеймсу, которого поволокли к площадке для игры в крокет. Ари пыталась поймать убежавший мяч, а Грейс с озадаченным выражением лица вертела в руках колышки.

Взгляд Корделии остановился на золотой шевелюре юноши, стоявшего на берегу Серпентайна. Мэтью, сложив руки за спиной, рассматривал воду, блестевшую в свете июньского солнца. Девушка не видела его лица, но ей не составило труда угадать, что с ним происходит. Она знала, что Мэтью думает о Кристофере.

Эта мысль причинила боль. Корделия поднялась на ноги, пересекла газон и приблизилась к юноше. Среди зарослей тростника сновали утки, на воде покачивались яркие игрушечные кораблики. Она чувствовала, что Мэтью догадался о ее присутствии, хотя и не обернулся и не произнес ни слова. Она подумала, что, может быть, вид этого вытянутого в длину озера напоминает ему о Кристофере, как напоминал Джеймсу. Мужу часто снился сон, где умерший стоял на другом берегу широкой серебристой реки и терпеливо ждал, когда друзья придут к нему.

– Знаешь, нам будет тебя не хватать, – заговорила Корделия. – Мы все будем очень скучать по тебе.

Мэтью наклонился, взял небольшой плоский камешек и принялся вертеть его в пальцах.

– Даже Алистер?

– Даже Алистер. Хотя он ни за что в этом не признается. – Она помолчала. Корделии очень хотелось задать ему один вопрос, но она боялась, что это прозвучит бестактно. – Знаешь, меня удивляет, что ты уезжаешь именно сейчас, ведь ты… ты только что нашел себя, обрел душевный мир. Прошу, скажи… это как-то связано со мной, с нашими отношениями?

– Маргаритка. – Он обернулся и взглянул на нее в изумлении. – Я люблю тебя. Возможно, эта любовь уже не та, что прежде, но ты навсегда останешься в моем сердце, и Джеймс об этом знает. И тем не менее я счастлив, потому что вы вместе. За последние несколько месяцев я понял, как несчастен был Джеймс все эти годы, а ведь его счастье – это мое счастье. Ты меня понимаешь, ведь у тебя тоже есть парабатай.

– Мне кажется, именно этим и утешает себя Джеймс, когда вспоминает о расставании с тобой, – произнесла Корделия. – Он знает, что ты перестал бегать от самого себя и своих проблем; наоборот, ты идешь навстречу какой-то великой идее.

Она улыбнулась.

– Не одной, а многим великим идеям, – ответил Мэтью. Он подбросил гальку, поймал ее. Это был обыкновенный речной камень с блестящими прожилками. – Когда я пил, мой мир был так ограничен. Меня почти ничто не интересовало, кроме следующей выпивки. Сейчас мир снова стал огромным. Я хочу приключений, хочу совершать безумные, запоминающиеся, экстравагантные поступки. И теперь, когда я стал свободен…

Корделия не стала спрашивать, от чего он освободился; она знала. Мэтью все рассказал родителям о своем поступке, о том, что мать страдала из-за него – и не только она, но вся семья. Он привел с собой Джеймса, и тот сидел рядом, пока его друг все подробно описывал. Когда рассказ был окончен, Мэтью трясло от страха. Шарлотта и Генри молчали, и Джеймс даже испугался, что сейчас ему предстоит стать свидетелем распада семьи.

Потом Шарлотта взяла сына за руку.

– Благодарю Ангела за то, что ты рассказал нам, – произнесла она. – Мы всегда подозревали, что с тобой что-то произошло, но не знали, что именно. Мы лишились не только нерожденного ребенка, мы потеряли нашего младшего сына – тебя. Ты все больше и больше отдалялся от нас, и мы не в силах были тебя вернуть.

– Значит, вы меня прощаете? – прошептал Мэтью.

– Мы понимаем, что ты не хотел причинить нам зло, – сказал Генри. – Ты не собирался нанести вред здоровью матери – ты просто поверил глупым и злым людям, совершил ужасную ошибку.

– Но это была всего лишь ошибка, – подхватила Шарлотта. – Из-за нее мы не станем любить тебя меньше. Кстати, я вдвойне рада тому, что ты решил рассказать нам об этом именно сейчас… – Они с Генри обменялись улыбками, которые Джеймс описал как приторно-слащавые. – Потому что у нас тоже есть для тебя новость. Мэтью, у меня будет ребенок.

Мэтью утратил дар речи. Джеймс потом говорил Корделии, что это был день откровений.