– Я же говорю, – Джессами аккуратно прижал голубя ладонью, – вам не надо больше беспокоиться обо всем этом. Я найду ему новое место.
– Да? Ну, если ты знаешь кого-то, кто держит голубей…
И тут на меня снова нахлынули какие-то смутные воспоминания, смешанные с четким осознанием происходящего в данный момент. Прямо передо мной стоял Джессами, держа в одной руке живого голубя, а в другой – мертвого, висящего, словно ворона на огороде для отпугивания птиц.
Наверное, все это я подметила бессознательно. Кроме того, мне вдруг вспомнилась картинка из далекого детства: папин кюре забирает моего кролика, чтобы сделать из него начинку для пирога.
– Нет-нет, – быстро произнесла я. – Оставь его здесь, пускай живет пока у меня. А мертвого забери и, пожалуйста, закопай где-нибудь. А этого давай посадим назад.
– Хорошо, мисс, – легко согласился он, протягивая мне голубя. – Хотите, я принесу сюда воды?
– Спасибо, Джессами, я сама. Да и окно открыто. Спасибо тебе за помощь, и поблагодари маму за пирог, хорошо?
На этот раз он ушел. Я услышала, как хлопнула боковая калитка, и повернулась, чтобы теперь спокойно рассмотреть свою неожиданно обретенную голубятню.
Конечно, в мансарде стоял сильный птичий запах, в воздухе было полно пыли и частичек птичьего пуха. Должно быть, они недавно линяли. Однако я заметила еще кое-что, о чем не стала говорить с Джессами. В мансарде жили не только голуби. У стропил виднелись гнезда ласточек, пол был покрыт следами крошечных птичьих лапок, а недалеко от кормушки, в самом темном углу я обнаружила маленький серый комочек размером с орех – катышек филина. Он был еще совсем свежий. Приглядевшись, я нашла еще два, причем только один был сухим и старым. Итак, каких бы птиц ни держала здесь тетя раньше, теперь они наверняка покинули это место. Филин и голуби никогда не будут добрыми соседями. Наверное, когда тетю положили в больницу, здесь поселился этот ночной хищник…
В общем, ничего странного. Кроме разве того, что Уильям ни разу не упомянул о птицах.
Я разжала ладонь, и голубь, сделав круг, опустился около моих ног и стал клевать зерно.
На этот раз, заперев дверь, я не оставила ключ на гвозде, а взяла его с собой и вышла в сад.
Велосипед снова стоял в сарае, куда его, скорее всего, поставил Уильям. Мальчик накачал шины, как и обещал. Теперь я не удивилась бы, увидев, что насос спокойно висит себе на велосипедной раме. Но его там не было. Я огляделась в поисках того, что Уильям назвал «местом» Ходжа, и увидела в углу кучу пустых мешков, старую рогожку и газеты. Ни малейших следов пребывания кота. Я вышла из сарая и пошла по направлению к огороду, громко зовя Ходжа. Никаких результатов. Ладно, можно возвращаться. Ужин у меня был, поэтому ехать в город мне расхотелось. Займусь уборкой, а завтра со свежими силами поеду в Арнсайд.
Может быть, самым большим открытием для меня в этот день стала мысль, что мне нравится домашняя работа. Конечно, я много занималась ею и у себя, в доме моего отца. Но там ничего нам не принадлежало. Да и «помогать матери по хозяйству» – совсем не то же, что заниматься своим собственным домом. Теперь у меня была собственность. Я задумалась. Да, пожалуй, можно сказать, что раньше у меня не было ничего своего. Даже игрушки и детские книжки куда-то исчезли, когда я пошла в школу. Не говоря уже о собаке, кролике, вообще обо всем, что я считала своим. Я приехала в Торнихолд, не имея при себе практически ничего, самая что ни на есть бесприданница…
А теперь у меня появился свой дом.
Наверное, тетя Джейлис понимала, как мне нужно утолить это собственническое чувство, чувство независимости и почти болезненной ответственности. Она знала, что Торнихолд вместе со всем содержимым будет в надежных руках.
Поэтому весь остаток дня я чистила, мыла, скоблила и драила все на кухне. Каждая кастрюля и сковорода была начищена до блеска, фарфор сиял. Грязные занавески отмокали в лохани, половики проветривались на солнце.
Когда стемнело и я уже совсем выбилась из сил, кухню было не узнать. Не в силах сдержать радости, я вышла во двор и нарвала большой букет астр и львиного зева. Поставив цветы в вазу на чистую скатерть, я невольно залюбовалась картиной. А грязные занавески могут покиснуть в воде и до завтра. Утром постираю и повешу на солнышке.
А теперь ужин. Я разогрела пирог, который испекла для меня Агнес Трапп, потом поднялась к себе, приняла горячий душ, переоделась в халат и тапочки и пошла в спальню. Где-то вдалеке над лесом ухнул филин. Собирается домой, в мансарду, или вылетел на охоту? Завтра – в город. Список покупок, банк, продукты, телефон. Остальное подождет. Чего? И тут я с необыкновенной ясностью поняла, как мне хорошо одной. Никогда в жизни я не была так счастлива.