Терниум или Бульварное танго

Шли долго. Потом сделали привал. Потом шли еще дольше. Немного сбились с пути у горной развилки: здесь ручей раздваивался, и гвардия чуть было не урулила опять на запад, но вовремя спохватились, что надо ориентироваться на восток. Слон сказал тогда, что лучше все время прижиматься к левому хребту, и «уж точно выйдем», и еще что-то на Пахином диалекте насчет западных склонов. Так или иначе, но к вечеру под легкий аккомпанемент новой россыпи дождя компания следопытов достигла священных ворот всех махатм.

Здесь их ждало еще одно испытание. Когда все скинули рюкзаки и ботинки, разминая порядком уставшие ноги, кто-то догадался навести бинокль в сторону предстоящего крутого подъема на последний горный отрог. По нему на огромной скорости спускались, а точнее даже летели люди. Очень много людей. Страшно много. Что-то необычное было в их поведении. Лысому почему-то сразу представился рой пчел, который, отчаянно гудя, неизбежно приближается, и ты с ужасом понимаешь, что сейчас произойдет нечто ужасное. Но пчелы – это жалкое подобие того, что тогда скатывалось по склону на Лысого и его друзей. Среди надвигающейся лавины можно было различить какие-то вращающиеся предметы (наподобие шестов), каменные штуковины и еще что-то бликующее. Все это чудовищно гудело.

Лысый интуитивно понял, что встреча, если она состоится, ничего хорошего не сулит. Он посмотрел на своих братьев по несчастью. Братья по несчастью посмотрели на него. Все поняли друг друга без слов. И сразу же, и даже еще быстрее, кое-как напялив на себя обувь и на ходу накидывая на плечи поклажу, сорвались вниз, в обход отрога.

Это был настоящий кроссовый бег с препятствиями. Бежали дружно, как одна команда на зачетном первенстве. Бежали долго. Бежали на юг. Сначала по ручью, оставив далеко позади злополучный выступ. Когда остановились, поняли, что уже наступила ночь. И тогда над тайгой раздался жуткий истерический хохот. Хохот только что спасшихся от возмездия богов людей. Хотя в тот момент они скорее напоминали загнанных в тупик крыс, нежели представителей современной цивилизации. Никто не мог понять, откуда у ворот взялись в августе туземцы, да еще так поздно. Слон заметил:

– Видимо, кто-то наверху переменил к нам свое отношение, – затем, немного помолчав, добавил: – и я думаю, он страшно недоволен нашим поведением, посему чем раньше мы уберемся отсюда, тем лучше будет для всех нас. И еще, – он посмотрел на Лысого и кашлянул, – эта штука сильно расстроена… Кх…Кх.

– Кх-кх, кх-кх – передразнил его Павел. – Мы скоро тут все зачахнем. Эта штука сильно расстроена оттого, что Лысый не захотел с ней переспать. Может быть, мы сейчас уже были по ту сторону гор, если бы не этот хренов ценитель красоты. Черт, а!? Вот мудак!

Даже после гигантского марша у него оставались силы люто ненавидеть Лысого. Лысый отвечал взаимностью:

– Паха, а Паха? Это не от тебя так несет? Сдается мне, твои штаны не в лучшем состоянии. Ты же говорил, что все это – чушь. А что случилось бы наверху, будь ты на моем месте, а? Ты сам-то как думаешь?

Далее произошла сцена из немого кино с замедленным действием. Павел скинул рюкзак и двумя огромными скачками оказался за спиной у Лысого, и если бы не Толик и Слон, то Лысого ждала бы моментальная реинкарнация. Будущая жизнь в качестве дятла или барана – в лучшем случае. В худшем – весь остаток жизни в инвалидном кресле. Но этого не случилось.

Дебошира скрутили и оттащили подальше, а провокатору строго-настрого приказали заткнуться. После чего наступила тишина. Уставшие следопыты сидели молча. Пили воду из ручья. Здесь в низине он почти превратился в небольшую речку и не грохотал, как в горах. Отдохнув, прикинули примерный угол ухода в сторону, и бросив взгляд на подающее надежды небо, двинули сквозь чащу на юго-восток к большому радоновому источнику. Шли теперь не спеша, почти не говорили, хотя усталость уже не чувствовалось. Видимо, просто наступил такой момент, когда внутри что-то сработало, переключив обычное питание на дополнительные резервы. Во всяком случае, никто не стонал. Впереди шел Толик, потом Слон, за ним тащился пыхтевший Паха, далее следовала вереница малых. Замыкал процессию Лысый. Он один не молчал, а что-то легонько насвистывал себе под нос.

Глава V