Тернистым путем [Каракалла]

Тогда и Александром овладело прежнее жизнерадостное настроение. С беспечною веселостью, точно он был чужд всякой заботы и только что заключил союз с Фортуной, он обнял хорошенькую Ино, вскинул ее на повозку, как Диодор его сестру, и сел возле нее, смеясь и крича:

– Подобное же похищение в третий раз!

В одно мгновение другие последовали примеру своих предшественников, и среди оживленного шума и гама раздались восклицания: «В четвертый, в пятый раз!», веселый смех и громкие обращения к Якхосу.

Работа сделалась трудною для вороных коней, потому что по краям плоской повозки вокруг калатоса серьезного бога Сераписа разместились веселые парочки, одна возле другой.

Головы брата и сестры тотчас обвил плющом и миртами. На повозке и между окружавшими ее не было видно ничего, кроме лиц, сиявших весельем и шаловливостью, не было слышно ничего, кроме шумного ликования.

И вот усталость забыта; можно подумать, что печаль и забота, удручавшая брата и сестру, изгнаны навсегда. Милое, кроткое лицо Мелиссы улыбается. Сначала дерзкое нападение друга оскорбило ее девическую щепетильность; но так как веселый Диодор и она были расположены друг к другу с детства, притом же и другие скромные девушки весело подчинились тому же, что случилось с нею, а ее похититель так мило и лукаво просит у нее прощения, то она отвечала ему улыбкой, наполняющей его сердце блаженством и говорящей красноречивее слов.

Ей приятно также сидеть и отдыхать. Она говорит мало, но и она забывает причину своего беспокойства, когда чувствует руку друга на своей, и он шепчет ей, что эта ночь прекраснее всех и что из всего прелестного, что только создали боги, она – самая лучшая прелесть.

Вблизи них ширится синее море, отражение луны покоится на его слегка волнующемся зеркале, подобно дрожащему столбу из чистого, светлого серебра. Его шум, доносящийся до нее с берега, так нежен, так пленителен для сердца, точно песня нереид. Когда на гребне какой-нибудь волны показываются белые полосы пены, Мелиссе чудится, что она видит руку Фетиды или Галатеи. Где море покрыто самою темною синевою, там, конечно, покоится морской бог Главкос, и вероятно, он радуется веселому оживлению на берегу.

Природа так велика, и когда Мелиссе приходит мысль, что ее сердце не слишком мало для того, чтобы вместить в себя эту природу до самых дальних ее пределов, ею овладевает радостное удивление. И как прекрасна природа! Из всех ее явлений смотрят на нее веселые, полные привлекательности лица богов. Бессмертные, которые причинили ей так много горя и которых она часто называла жестокими, все-таки ласковы и добры, думает она.

Море, на светлой поверхности которого, дрожа, отражается голубой небесный свод с месяцем и звездами, воздушное веяние, охлаждающее ее лоб, новое томительно-страстное блаженство, наполняющее сердце ее, – все, что она видит и чувствует, есть божество или исходит от какого-нибудь бога. Она чувствует вблизи себя могущественного Посейдона и державного Зевса, ласковую Селену и играющих детей бога ветра, и, разумеется, это сын Киприды заставляет ее сердце биться так сильно, как оно еще никогда не билось до сих пор.

Может быть, также посещение ею могилы своей матери, молитва и принесенные на могилу дары тронули гения умершей, и он теперь витает вокруг нее в качестве духа-покровителя.

Только по временам в ее душе пробегает мимолетная тень воспоминания о чем-то страшном; но что именно угрожает ей и ее близким – она не видит этого и не желает видеть. То, что будет завтра, не должно возмущать очарования настоящей минуты. Как прекрасен мир, как может быть счастлив даже и смертный!

«Якхос, Якхос!» – раздается вокруг нее, и эти восклицания звучат так весело, как будто грудь кричащих переполнена весельем. И когда душистые кудри Диодора приближаются к ее головке, когда его рука пожимает ее руку и его любовный шепот проникает в ее ухо, она шепчет ему: «Мой Александр прав: мир – это праздничный зал, а жизнь так прекрасна!»

– Так прекрасна! – задумчиво повторяет юноша. Затем он испускает радостное восклицание и кричит товарищам: – Жизнь – праздничный зал! Роз и вина сюда! Принесем жертву Эросу и сделаем возлияние в честь Диониса. Вели зажечь пылающие факелы, Якхос! Приди, Якхос, и освяти счастливое праздничное веселье!

«Приди, Якхос, приди!» – раздается то здесь, то там и наконец повсюду вслед за возгласами восторженного юноши. Однако кувшины и бурдюки давно уже пусты. Но там, за скалой, стоит у самого моря кабачок под названием «Петух». Там есть свежие напитки, там могут отдохнуть вороные; возница уже ворчал по поводу тяжести, которой чересчур обременена повозка на песчаной дороге. Там есть ровная площадка под широко раскинувшеюся ветвью сикоморы, которая довольно часто служила местом для хороводов.

Итак, повозка останавливается у выкрашенного белою краской кабачка, окруженного с трех сторон шпалерником, по которому раскидываются ветви смоковниц и вьются виноградные лозы.