Последовала ударная волна. Она лавиной катилась по Лос-Анжелесу, снося все вокруг и расходясь волной во все стороны, уничтожая все стоящие здания. И национальный US-BANK города ангелов и все стоящие в центре города небоскребы. Эта ударная чудовищной мощности сокрушительная волна сметала все. От низких построек до высотных зданий, унося с собой все, что на улицах города, машины и автобысы. Фонарные оплавленные высокой температурой столбы и самих превращенных уже в пепел людей, рассеивая их и вперемешку с бетонной и каменной пылью неся в своем огненном все пожирающем бурлящем огненным шквалом чреве. Она докатилась и до горящей Сары Коннор и этого детского превращенного уже в застывший мертвый серый пепел садика. Накрывая его своей мощью и силой и разнося все здесь в серую сожженную огнем пыль. Эта волна, ударила в лицо горящей в огне Саре Коннор. Срывая ее горящую кожу и плоть с ее женского в пузырях чудовищных ожогов лица, рук и всего ее молодого тела. Заставляя вцепиться еще сильнее мертвой хваткой от боли в этот плавящийся от высокой температуры сетчатый высокий забор. На, котором, уже оставался висеть только ее почерневший от огня женский скелет. А огненная волна, несущая в себе только смерть, прокатилаь через нее и понеслась дальше за ее спиной, сметая тот красивый растущий яркий и теперь горящий сад и вырывая обугленные деревья с корнями и захватывая их в свое ненасытное пожирающее вихревое чрево.
Сара проснулась, мокрая вся от леденящего ее пота и вжалась в стену своей больничной палаты. Она увидела надпись на противоположной стене своей больничной одиночной камеры: — «Судьбы нет».
Она и сама не знала, откуда это. Но считала, что это оставил ей Кайл Риз. Оставил как память в ее голове о себе. Она и понятия не имела, кто это был на самом деле. Но это глубоко врезалось в ее голову и ее Сары Коннор память. Это послание она решила оставить и своему сыну Джону. Полностью оно звучало так: — «Судьбы нет, кроме той, что мы сами себе выбираем».
30 июня 2032 года.
Северная Америка.
Штат Калифорния.
Северная окраина и руин Лос-Анжелеса.
В горах Санта-Моника.
Бункер объединенного повстанческого сопротивления.
15:34 дня.
— Мама — произнесла маленькая Саманта. Чистенькая, отмытая, руками самой Кудрявцевой Тамары. Она никому это не доверила, полностью присвоив ребенка себе.
Саманта с черненькими заплетенными косичками и новыми цветными бантиками. Сытая и миленькая.
Тамара Саманту теперь постоянно водила на осмотр к военврачу капитану Пилипчуку. У девочки было воспаление левого легкого. И ее постоянно осматривали военные врачи и сам лично Пилипчук. Саманте повезло. Могло все закончиться плачевно для ребенка. Теперь ей ничего не грозило. Она шла на поправку, как и остальные больные горного повстанческого военного бункера. Уже практически всех Пилипчук, как и обещал, поставил на ноги. Русские принудительно заставляли всех в бункере мыться и принимать душь в специальном банном отсеке и строго следили за этим. Даже, график был составлен, кто за кем идет мыться, понедельно. Главным банщиком поставили бывшего водителя тягяча Гогу Кащея. Он теперь и как был кладовщиком каптерщиком, так и банщиком. Без своего тягача АТ-Л, ему другого ничего не оставалось. Его водитель побратим Павлик Морозов погиб еще в Сибири, а Толик Лихой, оставлен там, в ракетных бункерах при майоре Кравцове, возить с «TANTURIOS» продовольствие со складов Скайнет один. Там его было столько, что забили все ракетные ангары и прочие грузовые до отказа отсеки в ракетных подземных бункерах.
— Мама — она снова спросила, играя на стоящей тут же Тамариной и теперь и ее Саманты в радиорубке бокса постели. Саманта быстро и играючи, посмотрела на Тамару своими синими большими детским глазенками и снова увлеклсь игрой с куклой.
Тамара Кудрявцева отложила наушники связи с материком и Дальним Востоком в сторону и подошла, взяв на руки маленькую американку.
— Что, моя милая? — она прижала к груди пятиленего ребенка.
— А та, другая моя мама вернется? — спросила, ставя в тупик саму Тамару своим вопросом Саманта.
— Какая мама? — спросила удивленная вопросу Тамара Кудрявцева. Она тоже хорошо знала два языка, английский и немецкий. И могла быть тоже переводчиком, но здесь она как радистка была важнее. Да и кроме нее в повстанчеком теперь бункере были те, кто еще мог переводить. Правда, жалко было тех двоих американцев из бывших заключенных Скайнет с базы «TANTURIOS». К тому же сейчас многие уже и без языкового барьера понимали друг друга. Не всегда точно, но все же сносно. Даже сам полковник Остапенко с полковником Гавриловым уже кое-чего понимали при общении с американцами.
Вот и Тамара прекрасно поняла, что спросила маленькая американка Саманта.
— Ты это о ком, Саманта? — поинтересовалась Тамара у пятилетней играющей тряпичной сшитой ей специально Тамарой из тряпок куклой.
— О другой маме? — произнесла, играя и не глядя на Тамру Саманта.
Она, похоже, было спросила что как, между прочим, и по-детски, не понимая до конца, даже что спросила.
— А что за мама, Саманта? — спросила Тамара.