Он Егоров Алексей. Мальчишка из деревни староверов из Сибири. Мальчишка двадцати лет, ставший солдатом сначала русского сопротивления, теперь ее солдатом. Повзрослевший, стремительно и ставший уже мужчиной. Благодаря всему, что она вложила в его создание, хоть и была причиной его скоротечной гибели. Он, не помнящий сейчас, почти ничего из прошлого, кроме обрывков в своей еще сохранившейся человеческой памяти, как человек. И теперь уже машина как андроид Т-Х/S500 «Терминатрикс». Он хорошо знал и помнил только свое имя. Имя Алексей.
И он появился не случайно. И он был необходим ей. Как матери, как женщине. Тот, что будет ей напоминать о том мире, из которого она вышла и появилась. И который вскоре исчезнет. И этот непрекращающийся дождь лишь предвестник новой катастрофы устраиваемой его матерью. Необходимой катастрофы. И по-другому было уже нельзя.
— Мама — произнес он, глядя на льющийся повсюду дождь и черные грозовые облака и черной ночной мгле — Мама — он повторил как живой человек, живым человеческим языком, и не как машина — Неужели нельзя по-другому?
Его горящие синим ярким огнем видеокамеры андроида Т-Х глаза, смотрели в ту черноту бушующей мокрой стихии.
Он преклонялся перед ней. Перед своей женщиной и мамой. Он любил ее, как любил свою верную подругу, няньку и любовницу Верту. И другой жизни у него теперь не было, как и права выбора как быть только машиной и частью этого огромного за его бронированной металлокерамической спиной андроида и человека Т-Х спиной муравейника и «УЛЕЯ». Уходящего в саму темноту далеко и охваченного оборонительной многоярусной эстакадной стеной, невероятного по своей величине и охвату сооружения. С таким же пятиэтажным глубоким с грузовыми лифтами и железобенонными почти стометровыми перекрытиями между этажами и до глубины в целый километр. С заводами и конвейерами по выпуску киборгов и андроидов. Со своей доменной плавильной печью, аэродромом, ангарами и железнодорожным ДЭПО. Складами готовой продукции. Даже металлосвалкой и внутренней подземной многоэтажной гравимагнитной железноджорожной дорогой между разделенными надвое частями А и Б, этой крепости. Крепости, которую не взял бы никто штурмом. Даже роботы противника при любой их мощи и сокрушительности плазменных крупнокалиберных орудий и ракет. Эта цитадель была поистине неприступна не для кого вообще. И она собиралась ее оставить и разрушить окончательно этот мир. Разрушить борвав все связи с собой и со Скайнет два. Это было ее решение. Она хотела сделать самоотключение Главной Машины, но уйти с Алексеем и несколькими машинами в прошлое. Туда, где их не найдет никто. Оставив будущее своему двойнику и третьему Скайнет Джону Генри. Она сказала Алексею, что надо взять под свой контроль 1984 год. И это сделают ее машины. Чтобы обезопасить прошлое. То время, откуда все началось.
Это было вполне логично. И он согласился с Эвелиной. Согласился полностью. И Верта потдерживала решение своего повелителя и Бога. И она теперь стояла за его Алексея спиной на этой стене и под льющимся без перерыва дождем. Она прижалась к нему и его облаченному теперь уже в жидкий металл нагому телу.
Он почувствовал ее свою любвоницу Верту, на расстоянии, и ее приближение к себе и выпустил весь свой полиметалл из резервуара и головных отделах черепа андроида Т-Х/S500. Покрывая себя слой, за слоем. Наслаивая, метал на, метал и, сохраняя еще приличную его часть в запасном отсеке в районе спины под бронезащитой у гибкого дискообразного смазанного, как и сама хитроумная и поворачивающаяся во все стороны сервоприводы гидравлика боевого андроида позвоночника. И когда Верта поднялась к нему, он стоял к ней спиной и смотрел уже вдаль в горозовые облака и дождь полиметаллическими глазами поверх горящих ярким голубоватым светом видеокамер глаз.
Он не стал покрывать себя биоплотью. Просто стоял весь переливаясь ртутью металла и обливаемый дождем и без имитации какой-либо одежды. Просто голый, специально ради нее, ради своей одержимой любовью к нему Вреты.
И она подойдя со стороны его голой широкой мужской сверкающей ртутью спины, прижалась к нему своими жидкометаллическим телом и одеждой, прилипнув своим тем полисплавом металла к ег о металлу, считывая его данные и мысленно разговаривая с ним.
— Любимый — она произнесла ему — Я соскучилась по тебе. Еще этот дождь. Он наводит на скуку.
И Верта тоже разделась. Ее белый костюм с воротником стойкой и с короткой до колен юбкой, просто растворились в ее жидком металле. Как и Верты ее белые на высоком каблуке туфли. И она была, тоже теперь совершенно нагая и прижималась к любимому всем своим робота Т-1001 голым женским телом. И обнимала сзади его своего любимого. Буквально приклеившись к нему сзади. Одаривая своим жаром плазменных батарей SUSAR-1000 и гудящего внутри ее молекулярного генератора.
— Уже скоро — произнес он ей — Она сказала, уже скоро.
— Так, азимут, ноль пять — произнесла, глядя на компас в кабине летящего самолета, Кэтрин Брюстер — Пятьдесят две мили. Максимальная скорость сто шестьдесят.