Терминатор 1965

Гомельский ставит снайперские качества известного поэта и художника в пример игрокам, мол, каждый «с улицы» может бросать как они, краса и гордость советского баскетбола. Так что рано зазнаваться, ребятки – тренируйтесь, тренируйтесь и ещё раз тренируйтесь, как завешал великий Ленин. Вождь, конечно, про «учиться и учиться» говорил, но Гомельский творчески переосмыслил основоположника и гонял сборников в хвост и в гриву.

–  Вызывали, Александр Яковлевич?

–  А, Игорёк! Привет-привет, дружище, – Гомельский огляделся и зашептал возбуждённо, – ну, рассказывай, чего вы там с Евтушенко насочиняли!

Посмотрев на мою физиономию тренер ту же пояснил – еврейские друзья Александра Яковлевича «ловили» антисоветские радиостанции, на одной из которых диктор с выражением зачитал стихотворение Евтушенко о советских танках в Праге.

–  Да при чём тут Евгений Александрович? Это мой текст, написанный в стиле Евтушенко.

–  Теперь уже не твой. Да и Евтушенко, как говорят, запил. Такой, знаешь, «дипломатический» запой, чтоб ответственности избежать.

–  Какой ответственности? Он-то тут при чём?

–  А при том, дорогой мой человек, – Гомельский забегал из угла в угол небольшого кабинета, – при том, что ежели случится ввод советских армий в Чехословакию, то всё, о выезде евреев из Советского Союза в Израиль можно забыть. Если у нас гайки начинают закручивать, так уж начинают…

–  Не думал, Александр Яковлевич, что вы такой сионист.

–  Я советский человек!

–  Сионист тот, кто считает, что евреи должны жить на исторической Родине.

–  А, вон ты в каком ракурсе.

–  Кстати о ракурсах, что там за весёлые картинки, которые оценить надо?

Гомельский подбежал к столу и вытащил из яшика пять листков на которых грубо и схематично изображались краны, закладывающие мячи в баскетбольное кольцо. Краны были с надписью «СССР» и «США», причём советские посимпатичнее, более тщательно прорисованные.

–  А это что?

–  Ребята придумали, помнишь, как прошлый раз ты говорил, мол надо показать всему миру, что наши спортсмены настоящие любители, выступающие против буржуазных профессионалов.

–  Понятно. Значит наш кран в свободное от тренировок время на строительстве занят, панельные блоки перемешает. А буржуинский кран чего делает? Охренеть! Гениально. Но не прокатит.

–  Из за сисек?

–  Причём тут сиськи, Яковлевич. Сам посуди, ты буржуям рекламу делаешь своим творчеством.

На картинке «буржуйский кран» символизирующий американского спортсмена-профи подцепил крюком трёх девиц в бикини, какую за лифчик, какую за труселя.

–  Ещё раз – наш «кран» вкалывает на производстве, грузы перемешает, а кран «ихний» с бабами забавляется. И каким «краном» захочет стать юный спортсмен, обдумывающий дальнейшее «житиё своё»? Сбежит нестойкий юниор туда, где много баб и прочих соблазнов.

–  Жаль, – опечалился Гомельский, – выходит зря Андрей, племянник моего знакомого старался. И баб то «их» кран перемешает не для себя, а для «хозяев жизни», видишь в углу листа капиталисты расселись, девок ждут.

–  Целая концепция. Вот что, скажи тому Андрюхе, если готов переделать, то покажу его труды начальству.

–  Хорошо, а что переделать надо.

–  Во-первых, сама идея связать высоченных баскетболистов с сильным и добрым строительным краном прекрасна. Равно как и картинка где советская железяка закладывает мяч в кольцо, восторжествовав над краном американским. И баб можно агитационно протащить, сделав их советскими красавицами-физкультурницами, только «кран» советский пусть их катает по бассейну, или по озеру какому. Пускай Андрей просто представляет михалковского «дядю Стёпу» и рисует весь цикл. Сюжетов можно великое множество придумать. Тут его фантазию никто не ограничивает.

Порешав с агитками-рисунками, тренер предложил коньяку и начал «ненавязчиво» расспрашивать как функционирует и что из себя представляет спешно созданный «Комитет по физической культуре и спорту при Совете министров СССР». Понятно, спешит узнать хитрый Гомельский, чего ожидать от новой конторы, призванной контролировать и спортсменов и тренеров. А я всё-таки помощник главы Спорткомитета, считай, «офицер по особым поручениям».

Надо же, накаркал! Чёрная «Волга» с полковником-порученцем маршала Гречко перехватила, едва вышел, слегка «подгруженный» коньяком из зала где квартировал Гомельский.

–  Никитин? Игорь Владимирович? Министр обороны приказал доставить вас к нему, – полковник вежлив, но, чувствуется, при отказе запросто запихнёт подвыпившего поэта-антисоветчика в машину. А водила – среднего роста паренёк из той породы, что пару «шкафов» уронит в лёгкую, поможет если надо.

–  Я пьян, неудобно.

–  Это несущественно! Прошу вас! – отчеканил-надавил психологически полкан.

Ну, просишь так просишь, чего не проехаться, не пообщаться с хорошим человеком, как и я, ярым болельщиком ЦСКА.

–  Товарищ Маршал Советского Союза! Старший сержант Никитин по вашему…

–  Прекрашай паясничать, строевик хренов, – Гречко с трудом сдержался от матерной тирады, – ты на кой ляд стишки мерзкие кропаешь?

–  По дурости, товарищ маршал. И чтоб либераста Евтушенко позлить.

–  Кого позлить?