Терминатор 1965

«Скованные одной цепью» с Никитиным опера никак на дерзкие речи не отреагировали, но бдили и отслеживали мои шевеления весьма профессионально. То, что арестант не трепыхается и ведёт себя спокойно, чуваков напрягало неимоверно. Ждут, настропалённые инструктажем, наверняка сказано, взять шпиона, бестию подготовленную, могущую запросто побоище рукопашное учинить, ишь как уставились.

По идее, справиться с этими двумя «центнерами» не проблема, рука из наручника выскакивает за ничтожную долю секунды, а модою и вообще так рвануть, что по частям, по кусочкам разлетятся здоровяки, но зачем? Крайний случай явно не насупил, по всему видно, берёт Колесниченко на понт, а сам растерян, не понимает подполковник как дальше действовать.

–  Хорошо держишься, Игорёк, прям Бонд. Джеймс Бонд.

–  Сергей Петрович, прекращай Муму любить. Вопросы задавай, какие интересуют, или вези к тому, кто их задаст, если то не по твоим погонам.

–  Что ж, Игорь, едем. Там с тебя серьёзные люди учинят серьёзный спрос.

Привезли однако, не на Лубянку, а в конспиративный особнячок на Воробьёвы горы. Амбалы с величайшими предосторожностями отконвоировали в кабинет где ранее заседал Цвигун, а теперь расположился его порученец с великой неохотой копаюшийся в моём портфеле. Чуваки пока вели, провели тщательный личный обыск (рот и воротник на предмет ампулы с ядом проверили ещё в аэропорту, в первые секунды «знакомства»).

–  Немного, немного из Франции гостинцев привёз.

–  Неужели из-за сувениров налёт решил устроить, Сергей Петрович? Что хоть интересует, намекни: французский коньяк, французский шоколад, французские презервативы? Всё, надоели, говорить буду только с Семёном Кузьмичём, в Гренобле работал по заданию Председателя КГБ, перед ним и отчитаюсь.

–  Не спеши, Игорёк, успеешь. Семён Кузьмич сам вопросы позадаёт, ему лично важные. Ну а пока мы, люди маленькие, поспрошаем…

–  Иди на куй, подпол. Начнёшь играть в Малюту Скуратова, присядешь на пятнашку, на особый. Гориллы с Пашей, те пятёрой отделаются при хороших раскладах. Ты не только себе, им жизнь ломаешь. Крыша поехала, в Ежова-Берию поиграть захотелось? Так партия их осудила, а тебя, букашку, вообще сотрёт в пыль лагерную.

–  Учитесь парни, как надо держаться, – Колесниченко продолжал «брать на понт», и для многих показался б чрезвычайно убедительным. Но я-то могу в режиме «замедленной съёмки» его артикуляцию отследить. «Потерялся» порученец Цвигуна.

–  Что вы с Семён Кузьмичём утворили, демоны? – так, похоже «в яблочко».

–  Мы? Ах ты, сука! – Пополковник подбежал и показал – ударит с правой. Хорошо показал, амбалы и те среагировали, готовые поддержать мою обмякшую тушку, после мастерского хука начальника.

–  И ты молодец, Сергей Петрович, выдержка наличествует. Давай в открытую. Привезли меня не на Лубянку и не в камеру комитетскую в Лефортово, следака нет. Полагаю произошедшее любительской постановкой, в шпионы записать не удастся, во вредители и враги народа – так время иное.

–  Не шпион, говоришь? А с бабой сомнительной репутации кто в отеле зависал? А от представителей французского капитала деньги кто брал на пропой и разврат?

Вот же сука какая, с таким важным видом изрекает, словно сведения добыты наисложнейшим оперативным путём. Да вся делегация советская шушукалась о «лёгких деньгах» художника Никитина, «срубившего» с автоконцерна «Пежо» три с половиной тыщи франков.

В тот прекрасный солнечный день автопромышленники шлялись по Греноблю и столкнулись с самим автором «Советского Олимпийского Мишки» (еще раз прости, товарищ Чижиков, погашу должок, всенепременно) Игорем Никитиным. Опознала меня Анна-Мария, переводчица и внучка эмигрантов из царской России. Пока шнобелястый, вылитый де Голль, лягушатник в мило-картавом пересказе Анны восхищался моим олимпийским Мишкой, но патриотично твердил, что талисман зимней Олимпиады 1968 – лыжник Шюсс тоже ничего себе, художник Никитин рисовал, кивая головой, к месту и не к месту изрекая: «О-ла-ла», что галлов чрезвычайно забавляло. Язык то я знал, как и множество других, просто чуть-чуть времени необходимо для гениальнейшего комикса.

На рисунке Шюсс и Мишка ехали в «Пежо», причём медвежонок восхишённо уставился на автомобиль и «лайкал» продукцию французского автопрома поднятием большого пальца.

–  Переведи, Анюта, продаю господам автомобилестроителям рисунок и права на идею всего за 5000 франков. Не согласны, тогда «Пежо» переделаю в «Рено»…

–  Игорёха, ты окуел? – Михаил Ножкин, на две недели «командированный» в Гренобль (а кто из советских артистов от такой командировки откажется) как раз прикупил вина, коньяка, и звал в гостиницу, «отужинать».

–  Не ссы, разведка, прорвёмся.

По округлившимся глазам переводчицы будущий Бекас решил, что поэт и художник Родину продаёт и запаниковал ещё больше. Но барыги с автопрома ситуацию с неожиданной рекламой просекли чётко, а поскольку наличных денег у них было не много, а чек уже я брать категорически не хотел, сошлись на 3550 франках, которые и отдали за рисунок и общую фотографию.