Терминатор 1938

То, что Польша нацелилась отгрызть от Чехословакии Тешинскую область и плевать хотела на возможную денонсацию Советским Союзом договора о ненападении, я и в первом послании упоминал, но после подробной справки по Речи Посполитой пришлось объясняться с Меркуловым. Не думал никогда, что стану добром поминать разумную машинерию, клятый скайнет, человечество поработивший и почти изничтоживший. Но «забитый в запас», на всякий случай, на «персональную флешку», в раздел «языкознание» польский, помог выкрутиться. Раскрыл Всеволоду Николаевичу небольшую служебную тайну — готовился Алекс Бонд-Соколов не только по СССР работать, но и по восточной Европе, потому и в курсе польских дел. Для пущего правдоподобия зачитал Меркулову мною же написанную сводку на ляшском наречии, с «варшавским акцентом», после чего спел пару похабных польских песенок. Убедил комиссара госбезопасности, на 146 % убедил…

А Зое на прогулке напел, неспешно, по классическому варианту ухаживая за барышней (неспешно — от нечего делать, времени то свободного полно) очень даже лирическую «Я спросил у ясеня». Как раз девушка букет-икебану из листьев составляла, сработали ассоциации.

— Ой, Саша, прекрасная песня, спой вечером под гитару.

— Спою, только не эту.

— Почему?

— Слова написал враг народа, Владимир Киршон. Арестован и кажется расстрелян, с Ягодой яшкался, вместе с бывшим наркомом и погорел. Представляешь, что будет, если её исполнить в конспиративной квартире НКВД?

— Жалко, то есть не врага народа жалко, — сбилась и мило раскрасневшись начала «выкручиваться» Зоенька, — а то, что оказался врагом и песню петь нельзя. Слова какие хорошие: «Я спросил у тополя, — где моя любимая. Тополь не ответил мне, качая головой»…

— Вечером другую исполню, не менее душевную.

— Здорово, а как называется?

— Да без названия, там про собаку, про дом, про тётю…

— Ой, как интересно!

Светить таланты певческие не собирался, но, таки спровоцировал змий Гогоберидзе. Вася приходил на вечерние чаепития с гитарой и трогательно, со слезой исполнял «любимую песню товарища Сталина» — «Сулико». С милым акцентом, с надрывом, с душой: «Сердцу без любви нелегко. Где же ты, моя Сулико?». А потом «полировал» по грузински. И попробуй прерви исполнение любимой песни Иосифа Виссарионыча, приходилось терпеть. Только одним прекрасным вечером, отобрал у входящего на кухню Васи гитару и сбацал «песню харбинских белогвардейцев», ну, вы знаете…

Ваше благородие,
Госпожа разлука,
Мы с тобой родня давно,
Вот какая штука.
Письмецо в конверте,
погоди, не рви!
Не везет мне в смерти,
Повезет в любви…
Письмецо в конверте,
погоди, не рви!
Не везет мне в смерти,
Повезет в любви.
Ваше благородие,
госпожа чужбина,
Жарко обнимала ты,
Да только не любила.
В ласковые сети
Постой, не лови,
Не везет мне в смерти— —
Повезет в любви.
В ласковые сети
Постой, не лови,
Не везет мне в смерти— —
Повезет в любви.
Ваше благородие,
Госпожа удача,
Для кого ты добрая,
А кому иначе.
Девять граммов в сердце
Постой, не зови!
Не везет мне в смерти
Повезёт в любви…

Уязвлённый Вася попытался было раскритиковать шлягер из будущего, но задавил поползновения старшего лейтенанта в зародыше.

— Дурак ты, Василий! Сам товарищ Сталин песню похвалил, потому как в ней вся суть белой эмиграции: тоска по утраченной Родине, неустроенность на чужбине, желание вернуться уже в Советский Союз и честным трудом искупить вину перед народом и советской властью.

Против товарища Сталина, конечно Гогоберидзе не попёр, а вот Дора Моисеевна очень внимательно слушала и сам хит и мои пояснения. Непростая тётка, ох, непростая…

Повёл под ручку лейтенанта госбезопасности домой после часовой прогулки, рассказывая анекдоты из будущего, более-менее с эпохой сопоставимые. Едва зашли в подъезд и прошли «консьержа», повернул Зою Павловнук себе и залепил быстрый поцелуй в губки алые. Девушка готова к такому повороту — ишь как дрогнула ответно, невольно желая «продлить контакт», как глазыньки распахнулись изумлённо-радостно.

— Саша! — возмущённым шёпотом!

— Тсс! — также, шёпотом, но с эдаким «брутальным тембром» — на улице соглядатаев куча, а в квартире вообще никак. Дора Марковна в момент срисует! Приходится в подъезде.

— Как дети!

— Что поделать, Зоенька — конспирация! Ты же ко мне в комнату не придёшь.

— Вот ещё! Конечно, нет!

— Тогда я к тебе тихонечко прокрадусь, ближе к полуночи!

— Нет! — Зоя так испуганно выдохнула, так жалобно посмотрела на коварного обольстителя…