Терминатор 1938

Через восемь с половиной минут Меркулов эдаким колобком выкатился из широко распахнутой предупредительным старлеем двери и ртути шариком скатился по ступенькам. Я приветственно вздел обе руки, засемафорил «другу Севе», мол, туточки однокашник, не сбежал, дождался.

— Всеволод Николаевич, я здесь!

— Здравствуйте, Александр, гм…

— Просто Александр, у нас отчество не практикуется. Хотя, именуйте Александр ибн Александр.

— Что, простите, — растерялся сподвижник Берии.

— Да Лазарь Лагин в «Пионерской правде» рассказ тиснул, про волшебника Хоттабыча и его приятеля, пионера Вольку Костылькова, разве не читали? Джин пионера называл «Волька ибн Алёша», то есть Владимир Алексеевич. Я, соответственно, Александр Александрович, годится?

— А, эм-м-м-м, да, читал, да, годится. Здравствуйте Александр Александрович! Очень рад! Очень!

— А как я рад то. Дайте отмашку своим архаровцам, что контакт установлен, всё нормально, вмешательство группы захвата не требуется.

— Да что вы, Александр Александрович, как можно.

— Откуда знать, что у вас в НКВД можно, что нельзя. Но сразу хочу обозначить, мне остановить сердце запросто, тут даже с ядом заморачиваться не требуется, живым не возьмёте. Да-с, Всеволод Николаевич, не одни самураи готовы к самопожертвованию во имя суверена и Отечества. Не смотрите так, есть же условный знак, отмахните волкодавам, пускай расслабятся, а мы прогуляемся туда-сюда под окнами «Госужаса». Потом вы пройдёте к телефону, я по столичным улочкам пофланирую, подожду решения «инстанций». Да, наблюдение абсолютно не помешает, знал на что иду, пусть не прячется наружка, а то со стороны могут выкупить лубянских пинкертонов, что крайне нежелательно. Уж простите, но после чисток малоопытны ваши сотрудники, за версту госбезопасностью отдаёт. Ни к чему внимание привлекать к моей скромной персоне, тем более я в Москве надолго намереваюсь задержаться, если вы, не против.

— Слушаю вас, — Меркулов часто-часто закивал головой, всем видом, услужливо внимательным, подталкивая собеседника к монологу. Волнуется комиссар госбезопасности, ещё бы. Это вам не комбригов-комдивов брать, войны гражданской героев. Попробуй с всамделишным, опытнейшим агентом-смертником мосты наладить. А ставки то, ой как высоки ставки, ежели сам Иосиф Виссарионыч дал высочайшее соизволение на начало операции «Гурд», или как там её обозначили кремлёвско-лубянские стратеги…

— Имею чёткие инструкции все карты открыть Берии, конечно и Сталину, если генсек пожелает встретиться лично, но полагаю, то маловероятно. Вы же, любезнейший Всеволод Николаевич, выбраны в посредники из-за близости к будущему наркому внутренних дел. Да, у нас посчитали — Ежов максимум до января-февраля продержится, а засим — врата в ад разверзнутся, и, милости просим, Николай Иванович. Туда ему и дорога, педерасту и алкоголику.

— Гм.

— Полагаю, ваше начальство сейчас в первую голову интересует Чехословакия. Могу лишь повторить то, что обозначено в письме, — Лондон и Париж договорятся с Гитлером, сдадут фюреру и Судеты и саму Чехословакию. Всё для того, чтоб не начинать большую войну на континенте, в каковую обязательно захочет влезть Советский Союз дабы утвердиться в Восточной Европе.

— Вот как, — Меркулов короткой репликой обозначил предельное внимание. Умеет, умеет слушать Сева и актёрские таланты наличествуют у дружбана Лаврентия. Ему добрых следователей изображать — Берия пугает, Меркулов сочувствует и успокаивает.

Что хорошо, — ни малейшего пиитета к вождю народов и к «эффективному менеджеру всех времён» не испытываю. А то в моё время сотни, да что там — тысячи графоманов строчили опусы о «вселении в вождя», о «советниках вождя» и воцарении Берии летом 1953. Читать такие альтернативки было поначалу забавно, но потом сталинофилы словно конвейер выдумали — переигрывать вторую мировую взялись так яро и массово, что даже маститые флотофилы с цусимских форумов охреневали от книжных серий, суперсерий, приквелов и вбоквелов о приключениях Иосифа Виссарионовича и Лаврентия Павловича.

Секрет атомной бомбы сдавать Сталину покамест не собираюсь, равно как и чертежи «калаша» подсовывать Дегтярёву. А вот Троцкого замочить — да с превеликим удовольствием, дело архиважное, — останется Лейба Давыдыч живёхонек, вдруг да натворит по живости характера гадостей за которые не Сталин с Молотовым расплатятся, а солдаты и офицеры РККА кровушкой умоются.

— Да, Всеволод Николаевич, так. Именно так и никак иначе. Не доверяют в Варшаве, Париже и Лондоне Советскому Союзу, впрочем сами виноваты: «Мы на горе всем буржуям, мировой пожар раздуем». И дрожит европейский обыватель под одеялом, газет начитавшись, трясётся, но голосует за фашиствующих молодчиков вроде дуче и фюрера и за повышение налогов, военных расходов повышение радостный одобрямс высказывает.

— Простите, Александр Александрович, — Меркулов даже напрягся, считывая реакцию собеседника, — признаться, не совсем вас понимаю, вроде все слова по отдельности знаю, но вы так фразы хитро выстраиваете…