Той причиной, которую она долгое время отрицала, было то, что ей, черт побери, нравилось то ощущение свободы, которую Поттер привносил в ее жизнь. Своеобразие поттеровского мышления в ее глазах перевешивало этическую небезупречность его решений. Когда он пробегал по школьным коридорам — нелепый пацан в драной мантии, испачканной то реактивами, то кровью, в карманах которой гремели гвозди — за ним шлейфом тянулся еле заметный аромат хаоса. Хаос отчетливо пах бензином.
Тех, кого Поттер не калечил, он менял.
— Хорошие девочки попадают в рай, — сказал он Гермионе. — А плохие — куда захотят[8]. Тебе же нравится наш гламурный профессор по защите? Carpe diem[9], Грейнджер.
С этого дня у профессора Локхарта не оставалось шансов.
Традиционную схему — с любовными посланиями на розовой бумаге и томными вздохами — практичная Грейнджер отмела сразу. Подобных поклонниц у Гилдероя (какое красивое имя!) были сотни. Вторая схема, уже многократно ею опробованная, заключалась в имидже пай-девочки, неизменно блестящих ответах на уроках и сочинениях, которые были минимум на фут длиннее, чем им задавали. Это действовало на девяти учителях из десяти, но Локхарт как раз и был десятым — академические успехи Гермионы удостаивались лишь нескольких баллов и небрежно брошенной похвалы.
Чтобы выделиться из безликой толпы обожательниц, требовалось нечто революционно новое.
На следующий урок Гермиона принесла дохлого петуха.
В то время, когда Гарри читал маггловский учебник по физике, чтобы отвлечься от неприятных ощущений, вызываемых отрастающими заново костями, раздался хлопок аппарации, и на соседней кровати материализовался уже знакомый Поттеру чокнутый домовой эльф.
Первая их встреча была очень короткой и закончилась для Добби печально («Ух ты! Еще раз! Сильнее! Нет, оставь в покое настольную лампу, она мне нужна, если уж так хочешь биться обо что-то головой, возьми лучше молоток. О да-а-а, как приятен хруст костей летним вечером»).
— Гарри Поттер, сэр! — пропищал Добби.
— А, это ты? Все-таки выжил? — хладнокровно ответил Гарри, переворачивая страницу — одной рукой делать это было неудобно.
— Сэр, вы обещали!
— Что я обещал? — удивился Гарри. — Жениться на тебе? Забудь, парни и не такое иногда говорят по пьяни…
— Вы обещали, что не поедете в Хогвартс!
— Подумаешь. Ты что, всерьез решил, что мне можно верить? А теперь сгинь, я пытаюсь разобраться в законе Ома.
— Гарри Поттер, сэр, вы такой упрямый! Почему вы не послушались Добби, почему не вернулись домой, когда опоздали на поезд?
— Что? — подскочил Гарри, роняя учебник. — Так это ты, сукин сын, заколдовал барьер!
Добби попятился.
— Да, сэр, — печально признался он. — Добби был так огорчен, когда узнал, что вы все равно попали в Хогвартс. Добби, думал, что бладжер…
— Так, — сказал Гарри недобрым голосом. — Это тоже твоя работа? Убить меня решил, мелкий говнюк?
Добби замотал головой.
— Убить? Нет, сэр, Добби просто хотел, чтобы вы уехали домой. Вам грозит опасность! Тайная комната…
Добби осекся, когда понял, что сболтнул лишнего, и принялся биться головой о ножку кровати.
— Очень интересно, — сказал Гарри, задумчиво наблюдая за его усилиями. — Так ты обо мне… эээ… заботился?
— Да, сэр! Если бы Гарри Поттер знал, что он значит для нас, бесправных рабов! После его победы над Сами-Знаете-Кем над миром взошла новая заря! Надежда на то, что черные дни закончились.
— Вот что, оказывается, подразумевают, когда говорят о смертельной любви, — хмыкнул Поттер. — Ты можешь назвать хотя бы одну причину, по которой я не должен тебя немедленно задушить?
— Добби привык к угрозам, сэр. Дома он слышит их по пять раз на дню.
— Бедняга, — глумливо ответил Поттер. — Подумать только, и эта жалкая тварюшка называет себя эльфом. Воистину, Моргот извратил вашу сущность.
— Что? — удивился Добби.
— Где твое самоуважение? — вопрошал Гарри. — Где твоя гордость? Неужели дивные песни Лориэна замолкли, неужели рухнули чертоги Элронда, неужели не уплывают больше на Запад белые корабли Серебряной Гавани?
Добби молчал в недоумении, боязливо прижав уши.
— А Элберет Гилтониэль? — рискнул Гарри.
Ноль реакции.
— Толкиен напиздел, — огорченно сказал Поттер и отвернулся к стене.