Я ощущаю грэйс, замираю в ожидании ароматического взрыва, и в это время гаснет свет. Спустя мгновение я понимаю, что свет не погас – просто я перенесся куда-то в темноту. Еще через миг я ощущаю, что сижу голым задом на прохладном полу и понял, что секвенция состоялась, и я нахожусь в лаборатории, но уже без одежды, и что – это не я, а собственная копия. Странно, что в лаборатории нет света: я точно помню, что намеренно оставлял его включенным. Я поднимаюсь, собираясь зажечь свет и надеть спортивный костюм, который ждет меня на стуле. Сделав шаг, я с изумлением ощущаю, что уперся в стену. Проведя по ней рукой, чувствую, что она очень гладкая и слегка теплая, словно деревянная. Я медленно разворачиваюсь в темноте, вытягиваю вперед руки, делаю осторожный шаг и снова упираюсь в невидимую преграду. Вскоре становится ясно, что я нахожусь внутри небольшой, в пару шагов шириной, пятиугольной призмы, грани которой образованы пятью гладкими стенами. К этому моменту глаза успели привыкнуть к темноте, и я обнаруживаю, что нахожусь в очень слабо освещенном помещении, по размерам в пару раз превышающем мой кабинет. Похоже, я попал не к себе лабораторию, а куда-то еще. От дальней стены помещения отделяется темная бесформенная фигура и медленно и неслышно движется ко мне. Фигура беззвучно приближается, и я начинаю ощущать страх – страх очень сильный, почти ужас. В этот момент темный силуэт цепляется ногой за что-то, невидимое мне, и чуть было не падает. Неизвестный пробегает несколько шагов, стремясь сохранить равновесие, при этом он с чувством произносит несколько слов, которых я не разбираю, но по тону понятно, что это ругательства или даже проклятья. Я слегка приободряюсь, ощущая внутреннее превосходство перед тем, кто, споткнувшись, поминает чью-то маму или черта. Наконец, человек неуверенной походкой почти приблизился ко мне. Теперь мне видно, что правильнее сказать не человек, а человечек: небольшого роста мужчина, одетый не то в рясу, не то в хламиду; на голове у него капюшон, скрывающий лицо в тени. Освещенным оказывается только большой нос, напоминающий крупную, размером почти с кулак, картошку и выбивающиеся наружу спутанные седые волосы. Тут я понимаю, что наружные стены моей невидимой темницы излучают слабый теплый желто-оранжевый свет, и вскоре я вполне отчетливо могу рассмотреть лицо незнакомца: мягкие, за исключением впечатляющего носа, и, как мне показалось, в обычное время добродушные черты, сейчас выражают смесь ужаса и восторга. Человечек останавливается и обращается ко мне на незнакомом языке. К своему удивлению, в целом я понимаю, что он говорит. Коротышка называет меня демоном, сообщает, что он меня призвал, и теперь я ему буду служить. Слова звучат странно, но я догадываюсь, что это латынь – конечно, не тот классический язык, на котором мы пытались читать Овидия и Ювенала в университете, а sermo vulgaris, народная латынь, послужившая когда-то средством общения между народами, населявшими территории бывшей Римской империи. Кажется, плотное изучение античных и средневековых рецептов, которым я неустанно занимался в последний год, пошло мне на пользу – я понимаю почти каждое слово.
