Теряя Контроль (ЛП)

— Это твоя последняя доставка? — спрашивает он. — Приглашение в парк еще в силе, ведь ты, видимо, теперь освободилась.

— Нет.

Сколько сожаления в таком маленьком слове! Я не могу пойти в парк. И не могу забыть о своих обязанностях.

Я ее щит.

— Я не фанат этого слова.

Он шагает ко мне, но рыжая женщина уже разрушила магию. И хорошо, потому что у меня нет времени на мужчину, который будит во мне сильные желания. Я слишком хорошо знаю, что мужчины и больные матери не идут в комплекте. Я должна сфокусироваться на маме. Но не могу перестать смотреть на него даже сейчас.

Поэтому выставляю руку, чтобы остановить его:

— Не надо.

Прежде чем он произносит хоть слово, я запрыгиваю на велосипед и уезжаю, не оглядываясь.

Но знаю, что в следующий раз не смогу удержаться.

Глава 3

— Поставь здесь подпись.

Малкольм протягивает мне листок с кучей слов. Мне бы потребовалось пять лет, чтобы просто разделить их на отдельные составляющие. И он это знает. Козел.

— Я не буду ничего подписывать. Просто дай мне посылку, и я ее доставлю.

Я хватаю какой-то желтый конверт наугад. За последние недели я отвезла кучу маленьких посылок по всему городу и даже в пригород. Я не знаю, что внутри этих пакетов и знать не хочу.

— Кстати, когда я отвозила посылку тому парню-актеру, он выглядел так, словно собирается меня зарезать. Может, тебе стоит сказать клиентам, что у тебя новый курьер?!

Он ухмыляется:

— Просто делай все поживее. Это же наше преимущество, так ведь? Скорость? Быстрее, чем все остальные, в два раза? В три? Я смотрел то шоу по каналу «Путешествия». Там вроде бы снимается твой бывший.

— Это меня не удивляет. Мы оба знаем, что Колин удавится, лишь бы быть в центре внимания.

В наши дни у всех есть реалити-шоу. Даже у велосипедных курьеров. Я не являюсь фанатом демонстрации своей жизни на экране и выслушивания постоянного крика от сумасшедших диспетчеров, с которыми работает Колин, но готова сделать практически что угодно ради денег. Поэтому я не встаю и не выхожу из квартиры Малкольма Хеддера в Квинсе в данную секунду.

— Я езжу очень быстро, но не уверена, что достаточно проворна для парня с ножом.

— Думаю, что придется научиться.

Он ухмыляется и тычет ручкой в место для подписи.

Не могу поверить, что мы четыре года жили в одном доме и не убили друг друга. Мы были подростками, пытающими справиться с изменой отца и плохим выбором партнеров матери. Но не каждая смешанная семья превращается в «семейку Брейди».

С тех пор, как Малкольм окончил школу, я о нем почти ничего не слышала. Мама поддерживала с ним связь, и я узнавала новости через нее. Он пытался учиться в колледже и работать в автосервисе, а затем все бросил.

Два года назад он связался со мной и предложил работать у него курьером, но я отказалась, потому что у меня не было желания перевозить сомнительные товары.

Пару месяцев назад Малкольм снова связался со мной и предложил специальную высокооплачиваемую работу, но я и тогда отказалась.

А теперь уже четыре недели развожу его товары, и это дерьмовые четыре недели. Последнее хорошее воспоминание — это встреча с Йеном, мистером «Крутой костюмчик» у магазина париков.

После этого помню лишь то, как держу маме волосы, когда ее тошнит после восьмичасовой химиотерапии, и пытаюсь втолкнуть в нее еду, потому что доктор Чен замечает падение уровня железа в крови.

Каждую секунду я волнуюсь о ней и стараюсь быть жизнерадостной дома, потому что она, кажется, забывает, как улыбаться. И постоянно говорит, что уже устала, и ей надоело это лечение. У мамы красные и слезящиеся глаза, будто она плачет целыми днями.

Больше красного мяса. Больше шпината. Больше фасоли. А мама способна есть только измельченное в блендере. Клубника хорошо маскирует вкус шпината, но мясо я в напиток превратить не могу.

Последние недели — это сплошные боль и стресс, а еще ненормальные поручения Малкольма. Поздно ночью приходится искать получателя в странных районах и дрожать от страха.

Я не знаю, что в этих маленьких конвертах, и не хочу знать. Ничего хорошего, судя по тому, как много мне платят. Я заворачиваю каждый пакет в отдельную упаковку, чтобы никто не подумал, что я перевожу наркотики.

Что в этих посылках? Мой брат не юрист и не любитель бумажной волокиты, а тут подсовывает какой-то документ. Я смотрю на бумаги, как на ворох змей, и кусаю пальцы.

— У наркоторговцев теперь договор о неразглашении?

— Если я наркоторговец, то ты — тот самый мул наркоторговца, — мягко говорит он, но не настолько, чтобы никто в комнате не услышал.

Его друзья — два парня, хихикают как школьницы.

— Мы должны обменяться подписями. Хочешь, чтобы я помог? Подпиши, Тайни*, или мы закончили.

Голос ровный. Видимо, он серьезно.

Я позвонила ему, когда мама тогда чуть не упала с лестницы. Малкольм сказал, что специальный проект уже заполнен, но он заплатит за эту квартиру и снимет новую, если я буду заниматься для него доставкой, не задавая лишних вопросов. Я соглашаюсь.

Но люди освободили места в специальном проекте, и Малкольм спросил меня снова. Он сказал, что тогда мне не придется развозить эти странные посылки.