Он очень скупо рассказал, прибавив, что договорились вечером с Игорем собраться у Данилы, посмотреть, погутарить, что к чему.
– Вы вдвоем? А как же я?
Как очнувшись, Паша с недоумением смотрел, как едва задрожал подбородок, да и глаза, кажется, наполнились. Ему-то и в голову не приходило звать ее с собой. Да и зачем это сейчас? – не вечеринка ведь, совсем нет…
– Не знаю, надо ли… Мы же там посмотрим, что с ним, в каком он состоянии. Надо убедить его пойти к врачу. Как минимум купить ему какие-нибудь лекарства…
– Ну и что? Я тоже посмотрю. Чего стесняться: я ведь даже видела его голым, ты забыл?
Ольга свела все к шутке, улыбнулась: взяла себя в руки. Но, помолчав, добавила уже почти жалобно:
– Мы же одна команда…
Ну да. Павел понимал. Она теперь как террористка из дворян, по крайней мере – в киношном своем, девичьем воображении: пути назад нет, дома отвергнута, остались только они… И почему-то это, детское, злило.
Дверь открыл сам Данила, гордый тем, что успел опередить суетливого Игоря: всячески старался доказать, что все отлично. За чрезмерным оптимизмом скрывался какой-то испуг, но это если вглядываться в глаза, игнорируя фингал и половину опухшую рта, что было решительно невозможно.
– Да все в порядке, что вы кипешуете! – уверял он, хотя признался позже, что больновато ходить и часто тянет по-маленькому, а в стуле с кровью так и не признался.
Мрачнее всех был Игорь. Молчал, молчал, грохнул на стол 0,7 водки, а на Данилу, когда тот потянулся с сервизной рюмочкой тоже, так просто гаркнул:
– Ну-ка убрал быстро! Еще тебе водку пить, с такими почками! Ты к врачу пойдешь, в конце концов?..
Выпили по первой, потом еще. Закусок особо не наблюдалось, но Игорь прихватил соку, да и Данила принес из чулана бабкины соленья. Притом сначала их подозревали в неладном: огурцы покоились в густом налете, громадные, как затонувшие субмарины.
– Все нормально, это горчица, бабушка их так солит. Смойте под краном.
С каким-то даже мстительным прищуром Паша наблюдал за Ольгой: как старательно та заглатывает спиртное, как слезно впивается в субмарину. Интересно, приходилось ли ей вообще пить водку. «Эу, ч-ч, присядем».
Все молчали. Лишь рокот кресел от гулких после ремонта соседей.
– Шеф в курсе, что ходили люди, расклеивали листовки, – Паша зверски хрустнул огурцом, заговорил только затем, чтобы пробить тишину любым разговором. – Кто-то ему позвонил. Не знаю. Говорит – «разберемся».
– Хреново… – протянул Игорь. – Теперь они будут нас искать. И вполне могут найти. Плохо, плохо… Ты что-нибудь им сказал? Что они спрашивали про листовки?
Последнее адресовалось Даниле. Тот повинно качал головой: не помню…
Когда застолье окончательно завяло (чего ждать долго не пришлось), порядком поплывшая Ольга предложила приобщиться к высокому миру искусства. Артхаусного кино не наблюдалось. Была в наличии голливудская новинка: «Война миров» Стивена Спилберга с Томом Крузом в главной роли. Перетащили полбутылки в комнату к компу. Расселись: Ольга обвила Пашу руками, прижалась щекой к затылку…
На мониторе марсиане, вооруженные штуками под названием треножники, крушили и жгли, земляне бегали туда-сюда бестолковыми стадами; Данила клевал носом, а Ольга потихоньку входила во вкус – целовала, лизала и уже прикусывала ухо. Конечно, чисто физически Паше не было неприятно. Но ему было странно.
Один из героев втолковывал другому: раз эти треножники спрятаны в земле заранее, то речь идет о каком-то даже предательстве в лагере землян. Вспомнилось, как особо продвинутые кинокритики с полунамеком увязывали это с Бесланом, с оружием. Но Паше было милей другое. В детстве его будоражила машина, в которой все это было: и нездешность почти инопланетная, и выкопанность серая из земли. В столовку их начальной школы небритый мужик привозил картошку на старинном вроде авто, сделанном совсем не по тем лекалам, что «Волги» или «Победы». Картошки туда влезало как в грузовик, а потому и выглядело это чудище соответственно, грязное и «убитое» дорогами сельскими. Все дети выбегали посмотреть. Впоследствии Паша видел на картинках лишь холеные, отполированные да в молдингах экземпляры, а потому не сразу опознал по памяти ЗИМ.
Однако Ольга становилась все настойчивей!
– Пойдем со мной, – прошептала она в мерзнущее уже мокрое ухо и, не оборачиваясь, эффектно проследовала в ванную.
Здесь смелость начала ей изменять. Когда расстегивала обтягивающую белую рубашечку, некстати остановилась и, – Паша взял ее за руку, – слегка дрожала.
– Раздевайся полностью! – скомандовал неожиданно жестко, сам не узнал свой голос. Вместе с возбуждением в нем росла веселая злость и какой-то кураж. И все просто зашкалило, когда он оценил картинку: чистая, розовая, испуганная, в этом холостяцком санузле, загаженном, с висящими носками и трусами, с волосами разного рода, даже так – с вульгарными голыми красотками, которых Данила наклеил на кафель. И она не побоялась сесть на край такой ванны самыми имбирными лепестками.