Терем-теремок

— Прошу всех встать. Народный суд в составе… и так далее… решил: иск кассы взаимопомощи удовлетворить, а гражданина Корешкова, который обманным образом включил себя в число умерших, считать живым, обязать милицию выдать ему паспорт и ввиду того, что означенный Корешков позволил себе заявлять на суде, что якобы он есть призрак, и при этом танцевал, то оштрафовать его, Корешкова, на десять рублей. Решение может быть обжаловано в десятидневный срок.

Я как закричу:

— Какое обжалование?! Возьмите с меня двадцать рублей, только верните скорее паспорт!

Судья погрозил мне пальцем и ушел в совещательную комнату.

А я как кинулся целовать этого Фисакова… всего обслюнявил. Он еле от меня вырвался…

Пришел я домой. А там управдом, а с ним — Люция Прохоровна. Управдом говорит мне:

— Что же, бывший гражданин Корешков, освободите вы комнату или нет? Я вижу: склочник вы, а не покойник, вот что!

А я:

— У нас на том свете все — склочники. Что, я вам еще не являлся во сне, нет? Жалко!

Тогда Люция Прохоровна говорит:

— Вы! Бывший жилец! Имейте в виду, что у меня есть договоренность: я буду менять свою полутемную комнату на эту, которая освободилась из-под вас.

А управдом тогда:

— Э, да чего там… Товарищ старший сержант, попрошу сюда!

И тут входит старший сержант милиции, который говорит мне:

— Гражданин покойник, ваши документы…

А я ему — решение нарсуда. Он прочитал, говорит:

— Вопрос ясен. Завтра от десяти до трех зайдите в паспортный стол…

И уходит. Управдом — за ним:

— Как?.. Что?.. Почему?.. Отчего?..

А Люция Прохоровна осталась. И еще говорит:

— Я протестую. У меня есть договоренность! Мне надо меняться!

А я ей:

— Ну, меняйся на мое покойницкое звание! А?!

Тут она как брызнула по лестнице, будто у нее не две ноги, а четыре — как у козы: ды-ты-ты-ты-ты-ты — рррррррррррр!!

СНЕЖНЫЙ КОМ

В большом магазине тканей — обычная суета: покупатели входят и выходят, рассматривают прилавки, полки с товарами и витрины, толпятся у кассы. Равномерно гудит говор многих людей. И вдруг, прорезая этот гул, раздается истошный женский плач:

— Ай, батюшки! Ай, матушки! Убили! Зарезали! Ограбили! Украли! Ай, батюшки! Вой-вой-вой-вой!..

— Что случилось?! Кого убили?!

— Кто это тут кричит?!

— Ты чего ревешь, тетка?

— Ды батюшки! Ды матушки! Убили-зарезали-ограбили-обокрали! Вой-вой-вой-вой!..

— Ты толком говори: убили тебя или обокрали?!

— Обокрали, а через то — убили насмерть. Как я теперь мужу скажу? Что мне свекровь-то сделает?.. Вой-вой-вой-вой!..

— Как же у вас украли, мадам?

— Вой-вой-вой… Обыкновенно как: четыре десятки у меня завязаны были в платке сморкальном. И зажаты, обыкновенно, в кулак. А пока я щупала вон тот сатин, смотрю: платочка-то в руке и нету… Украли! Вой-вой-вой! Зарезали, ограбили, на кусочки они меня распилили… Мне теперь свекровь всю плешь переест и права будет! Вой-вой-вой-вой!..

— Ну, завела теперь часов на пять…

— Не знаете, что здесь случилось?

— Женщину обокрали.

— Вот вы говорите: обокрали. А почему обокрали? — я вас спрашиваю. Исключительно потому, что не умеет хранить ценностей… А вы возьмите меня. Я, например, свои часы так прячу… Вот, можете убедиться… часов моих никто никогда… Где ж они?.. Часы… мои мои часы… были же в кармане тут… Часы!.. Часы!!. Часы мои!!! Что ж это такое?!! Граждане! Мои часы!.. Часы мои!.. Ча… Ф-фу, вот они — часы… Я и говорю: хорошо спрячешь, оно и не пропадет… Ф-фу!..

— Не знаете, много у ней отняли?

— По крику можно понять. Такой визг, я думаю, на четыре сотни тянет…

— Что вы говорите?! Какой ужас!

— Фанечка, лучше уйдем отсюда поскорее: вот у этой бедной дамы сейчас похитили полторы тысячи рублей… Проверь, пожалуйста: твоя сумка не раскрылась?

— Как вы сказали, гражданин? Сколько похищено?

— Не знаю… во всяком случае что-то очень крупное… может быть, десятки тысяч…

— Это у простой тетки — десятки тысяч?

— Вы недооцениваете этих теток, товарищ. Вот у нас в переулке одна тоже тетка побиралась — ну, как нищая по вагонам ходила… И что же вы думаете? Тетка умирает, а в тюфяке у нее находят два миллиона рублей в старых деньгах плюс бесценные ценности, то есть не в том смысле бесценные, что они уцененные. А исключительно в том смысле бесценные, что буквально цены им нет. Миллионы! Дворцовое имущество, алмазный фонд — вот что это по стоимости!..

— Ай-ай-ай!

— Вой-вой-вой! Убили меня! Вой-вой-вой!

— Что за крик?

— Бабу тут одну обокрали. Говорят, денег два миллиона отняли и брильянтов, как вот в Зимнем дворце при царе было…

— И она, дура, все это сама отдала ворам?

— Зачем? Наверное, вооруженный налет сделали. Знаете, как это бывает: входят восемь молодчиков в магазин: «Руки вверх!» — наводят наганы и — как липку эту бабу…

— Позвольте, какая же баба понесет два миллиона да брильянты в магазин? Зачем?

— А вы ее спросите. Может, она хотела купить ситцу… или мадаполаму…

— На два миллиона мадаполаму?

— И больше покупают. Возьмите, например, строительство Братской ГЭС. Туда ежегодно завозили текстилю что-то на пять миллионов рублей… И все раскупали!

— Так то — строительство ГЭС, а то — простая баба!