– Ну, правильно – с этим лучше не тянуть. Его кабинет здесь, на втором этаже, я провожу, – и снова ей показалось, что Авдеев смотрит на нее как-то странно.
В кабинете психолога все было совсем иначе, чем привыкла Ульяна. Те специалисты, с которыми ей доводилось общаться раньше, вели прием в обычных медицинских кабинетах – обтянутая клеенкой кушетка, застеленная сверху белой простыней, письменный стол, заваленный кипой бумаг, окно, завешенное жалюзи, как правило, желтоватого оттенка.
Здесь же все было обставлено совершенно иначе – мягкие коричневатые портьеры на окнах, уютные огромные кресла, словно приглашавшие в свои объятия, большой книжный шкаф во всю стену, на столе – ваза с цветами и пара серебряных рамок с фотографиями.
Да и сам хозяин кабинета белому халату предпочитал черную кашемировую водолазку, на которой, присмотревшись, Ульяна рассмотрела прилипшие шерстинки.
«Наверное, у него кошка дома. Или собака», – подумала она, остановившись на пороге.
– А вы, должно быть, Ульяна Борисовна Ненашева, новый хирург? – спросил психолог, снимая очки.
– Да, это я.
– Очень приятно. Меня зовут Иван Владимирович. Проходите, располагайтесь, где понравится, и немного поговорим.
Ульяна почему-то расслышала в его мягком, низком голосе какие-то неприязненные нотки и сразу напряглась.
– С вами все в порядке? – спросил психолог, заметивший, как закаменели ее плечи.
– Д-да… – с запинкой проговорила она, садясь в кресло и мгновенно утопая в нем. – О чем вы хотите поговорить?
– О вас, – чуть улыбнувшись, Иващенко опустился в кресло напротив нее и закинул ногу на ногу. – Хотелось бы, чтобы вы рассказали то, что считаете нужным.
– Например? – Ульяна чувствовала себя неуютно даже в удобном мягком кресле, но изо всех сил старалась держать себя в руках.
– Расскажите о своем детстве, например, – что любили, чем увлекались.
– У меня не было времени что-то любить и чем-то увлекаться. Я занималась фехтованием, постоянно тренировалась и ездила на соревнования. Кроме того, я должна была еще и учиться, чтобы поступить в медицинский. Так что мое свободное время заполняли поездки к репетиторам.
– Так-так-так… фехтование… это очень интересно, – чуть продался вперед психолог. – А почему именно фехтование? Как вы его выбрали, по каким признакам? Не танцы, не гимнастика, не фигурное катание, например?
Она пожала плечами.
– Я ничего сама не выбирала. Папа решил, что для других видов спорта я не гожусь.
– Почему?
– Потому что для гимнастики нужна гибкость, для танцев – грация, а у меня этого нет.
Иващенко вздернул брови.
– Нет гибкости и грации? Я не заметил. Наблюдаю за вами с первого дня вашего здесь появления, и мне не показалось, что вы неженственная или неграциозная.
Ульяна почувствовала, как лицо вспыхнуло и заливается краской.
Почти на автомате она съежилась, втянула голову в плечи, словно стараясь сделаться незаметнее, привлекать меньше внимания.
– И как успехи в таком непростом виде спорта? – то ли не заметив, то ли сделав вид, что не видит ее манипуляций, спросил Иващенко.
– Успехи… хорошие, да… можно так сказать… – пробормотала Ульяна, стараясь принять прежнюю позу и отчаянно ругая себя за трусость.
– А конкретнее?
Ульяна вздохнула и бегло перечислила свои титулы.
Лицо Иващенко выразило сперва удивление, затем что-то похожее на восхищение.
– Однако… И вы так равнодушно об этом говорите? Совсем не испытываете гордости?
– Нет, – честно призналась Ульяна. – Не испытываю.
– Почему же?
«Потому что никогда не хотела фехтовать. Потому что ненавидела рапиру и бандуру с формой. Потому что уставала быть лучшей, первой. А если вдруг становилась второй… даже не хочу вспоминать», – чуть не сказала она вслух, но благоразумно промолчала, понимая, что есть вещи, о которых в этом кабинете лучше не откровенничать.
– Нет смысла гордиться прошлым. Надо стремиться что-то делать в настоящем.
– Звучит как цитата, – улыбнулся Иващенко.
«Ну, еще бы! Таких цитат в моей голове – сотни…»
Вместо ответа она пожала плечами и бросила взгляд на часы.
До конца сеанса оставалось ровно пять минут, и Ульяна почувствовала облегчение. Сейчас она встанет, выйдет из этого кабинета, и для нее все закончится.
– Торопитесь уйти? – перехватил ее взгляд психолог.
– Нет… просто…
– …просто вам неприятен наш разговор? Ничего, это бывает. Некоторые люди неохотно говорят о себе, это нормально. Ну что ж, не буду мучить вас дальше. Увидимся через неделю, Ульяна Борисовна.
– Через неделю? Зачем? Разве для заключения вам недостаточно одной беседы? – не сумев скрыть раздражения, переспросила Ульяна.
– Иногда недостаточно, – кивнул Иващенко, пропустив ее интонацию мимо ушей. – Итак… вам назначить время или зайдете, как будете свободны?
– Как буду свободна. Могу идти?
– Да, я вас не задерживаю.
Выйдя из кабинета, Ульяна быстрым шагом покинула отделение, спустилась в переход и там, прижавшись спиной к кафельной стене, съехала по ней вниз, обхватила руками голову и заплакала.