Терапия

— О, да. Мы единственная клиника в стране, которая предоставляет этот спектр услуг, но посмотрите, что вы получаете за свои деньги… без взаимодействия с жертвами, без шоковой терапии, без встреч, без наркотиков. Просто подготовка к тому, чтобы вы… успешно… прожили остаток своей жизни. И вы не проведете ни дня в тюрьме. Довольно здорово, не так ли?

— Как вы?..

— Занялся этим? Это достаточно легко понять. Еще будучи в медицинской школе, я понял, что лечение педофилов — это растущая индустрия девяностых. Большие деньги, а штрафы за злоупотребления служебным положением низки. Да есть и другие преимущества.

— Вроде платы наличными, — сказал он, улыбаясь улыбкой социопата.

— Вроде нее, — сказал я, протягивая руку за деньгами.

IV

— Хорошо, мистер Уилсон, вы готовы к выписке. Наши записи покажут, что вы прошли интенсивную индивидуальную психотерапию, участвовали в группе, прошли аверсивную терапию. Все удовлетворительно. Я могу честно сказать, что вы готовы жить без надзора. У вас есть планы?

— Конечно. Я переписывался с несколькими мальчиками в приюте во Флориде. Вы знаете, давал им советы по поводу их проблем. Мне предложили работу там, и я скоро уеду. Как только мой адвокат освободит меня от испытательного срока.

— Хорошо. Есть еще одна вещь. Вы никогда не извинялись перед мальчиками, и большинство терапевтов считают, что это ключевой элемент лечения.

— Я не хочу…

— Нет, конечно, вам не придется их видеть. Что действительно поможет убедить суд, так это письмо от вас мальчикам… просто скажите им, что вы понимаете, что вы сделали, что вы берете на себя полную ответственность. Как мы учили вас, помните, скажите им, обязательно, продолжать жить и обещайте, что они больше никогда вас не увидят, хорошо?

— Думаете, это сработает?

— Я уверен, что это сработает. Я знаю этих людей. Напиши мне пару черновиков, и я забегу сегодня вечером, когда закончу с последней группой, и посмотрю их. Тогда мы выберем лучший.

— Спасибо, док. Ты снова спас мне жизнь.

V

Уилсон жил в современной высотке прямо у городской черты. Я позвонил ему около 11:30. Он впустил меня. Вокруг было пусто — в основном тут живут пенсионеры. Я настоял, чтобы он переехал со своего старого адреса куда-нибудь, где вокруг мало детей. Чтобы уменьшить соблазн.

Я поднялся на двадцать шестой этаж, даже не запыхавшись. Я больше не занимаюсь додзё, но мне нравится оставаться в форме.

У Уилсона было полдюжины писем для меня, и все они были написаны вручную, на уникальных голубых бланках. Он вышел на балкон, чтобы выкурить сигарету, пока я их читал. Наконец-то я нашел подходящий.

«Я прошу прощения за все, что я сделал. Теперь я знаю, что никакое оправдание, никакая рационализация никогда не исправят ситуацию. Я понял себя, и теперь я знаю правду. Вы жертвы, а не я. Я знаю, почему я сделал то, что сделал, и я прошу прощения за всю боль, которую я причинил. Так будет лучше. Вы никогда не увидите меня снова. Я надеюсь, что вы вырастете хорошими людьми, и всегда будете оставаться верными себе. Прощайте».

Его подпись была твердой, уверенной. Я оставил письмо, которое выбрал, на столе. Затем я вышел на улицу, чтобы присоединиться к нему на балконе.

Ночь была теплой, бархатно-темной. Городские огни подмигивали внизу, тихо и мирно.

— То, что вы хотели, док? — спросил он.

— Идеально, — сказал я, мягко похлопывая его по спине. — Посмотрите туда, мистер Уилсон… посмотрите на свое будущее.

Он склонился над перилами. Я выбросил вперед правую руку, как нож, по идеальной сильной дуге нанося удар в затылок. Затем развернулся на правой ноге, ударом левой сбрасывая его с балкона.

Он не кричал, по пути вниз.

Я вернулся внутрь, набрал 911 и сказал, что он прыгнул. Пока я ждал, я разорвал остальные письма на мелкие кусочки и спустил их в унитаз.

Терапия работает.

©Перевод: Альбирео-МКГ, 27.12.2018