Теплый сентябрь

Я с двумя санитарами пройду в траншею, чувствую, что бойцам приходится не сладко. За себя временно оставляю Сашу Шурупова. Он справится. Если не вернусь, пусть Шурупов вызовет сюда Старшинина...

Но уйти к первой линии траншей военврач не успевает - его останавливает подбежавший к ПМП красноармеец-посыльный, который едва отдышавшись, сообщает дурную весть:

Товарищ военврач, беда! Нужны носилки и санитары! Тяжело ранен полковой комиссар дивизии Журба!

Когда? Как это случилось? Где он? звучат вопросы Гульдяева. После ответа бойца военврач громко отдаёт распоряжения: Отведёшь на место! По дороге расскажешь, как всё случилось! Со мной пойдут Прошин и Ходосюк, затем, после нескольких секунд раздумья, он обращается к собравшейся уйти из землянки Марии: Сержант Воронова, отставить! Вы пойдёте вместе с нами!...

Пока шли по траншее, посыльный рассказал, как комиссар дивизии оказался на плацдарме:

Этого Журбу ящё помню, когда он комиссарил в 252-м полке... А до толе, в самом начале... в разведроте был политбойцом. Сколь раз с разведчиками в поиск ходил... из окружения людей вывел. Геройский мужик и настоящий партиец! Не сидел на месте, как некоторые... Мы его на передке не раз и не два видали... если надо, то и в атаку первый встанет... Вот и сёдни, когда узнал, что немец стал теснить батальон, добрался до наших и полез в саму кашу!

Сильно его задело? звучит вопрос Гульдяева.

Я сам того не видал, отвечает боец и тут же объясняет, что ему известно: Слышал, как ребята орать начали... Санитаааара суда! Быстроооо! Комиссаааара ранило! Ротный Крохмаленко приказал мне пулей лететь за вами...

В бывшей немецкой землянке, прямо на столе, сколоченном из грубых досок, на чьей-то шинели лежит мужчина лет сорока. При свете зажжённой трофейной лампы тускло блестит орден Боевого Красного знамени, привинченный над левым карманом гимнастёрки. Коверкотовая гимнастёрка полкового комиссара распорота до груди, рана на животе плотно замотана бинтом, сквозь повязку ярким пятном алеет большое пятно крови. Рядом на скамье лежат стёганый ватник, командирский пояс с наплечными помочами, кобура с наганом и фуражка с защитного цвета околышем. Тут же стоит боец-санитар, протирающий смоченным водой куском ткани бледные щёки, лоб и губы раненого, который потерял много крови и ослаб. Полковой комиссар находится в сознании, терпит боль и даже порывается подняться...

Георгий Владимирович, как вы себя чувствуете? негромко спрашивает военврач, склонившись над телом Журбы.

Ничего... терпеть можно отвечает полковой комиссар, потом сокрушается: Жаль, что так не вовремя, меня... припечатали и теперь... он хочет сказать ещё что-то, но сил не хватает и раненый замолкает на полуслове.

Молчите... Товарищ комиссар, больше не слова. Вам нельзя говорить! твёрдо произносит военврач. Он выпрямляется, делает несколько шагов от раненого и стоит в некоторой задумчивости. Сквозное ранение в брюшную полость! Угораздило же его так нарваться... Что с кишечником и внутренними органами, пока не ясно...

Товарищ военврач, надо что-то делать? прерывает размышления Гульдяева один из бойцов охраны, пришедший на плацдарм вместе полковым комиссаром и теперь находящийся возле него. Военврач смотрит на полкового комиссара и, зная его не простой характер, так чтобы раненый слышал, проговаривает слова: Сейчас хорошенькая девушка сделает пару уколов - бойцы говорят, что у неё рука лёгкая, потом развяжет бинты и посмотрит на раневые отверстия, перекисью смоет кровь, наложит пластырь и заново всё забинтует.

Чего там смотреть... рана как рана... Обойдётся, бодрится Журба, потом медленно подбирая слова, тихо произносит: Петя... не надо со мной... так возиться... совсем как с дитём малым.

Мы за вас отвечаем! лицо доктора становится серьёзным, и он твёрдо произносит: Воронова, приступайте!

Мария подходит к раненому, прямо через рукав гимнастёрки колет укол в мышцу предплечья, медленно вводит лекарство, затем делает второй укол и начинает заниматься раной...

Товарищ военврач, его отсюда надо уносить и немедленно отправлять через Неву. В санбат и на стол! глядя в глаза доктору, тихо, почти шёпотом, произносит девушка, после того как закончила перевязывать раненого.

Сам знаю, что надо отправлять, так же тихо отвечает Гульдяев. От большой кровопотери организм ослаб. Здесь, на ПМП, сделать лапаротомию без наркоза мы не сможем, а время дорого... последние слова врач произносит тоже почти шёпотом. Пока не началось заражение надо рисковать, иначе не спасём... Сам его повезу, потом вернусь.

Раненый, собрав силы, поднимает голову и пробует приподняться на локтях. Журба пытается улыбнуться: Красивая докторша радует глаз... Мне уже легче... Пётр, ты должен остаться... опытный врач здесь нужнее, в тишине землянки ещё звучат слова: Пусть меня отвезёт эта девушка... у неё действительно рука лёгкая... несколько секунд комиссар молчит, затем твёрдо произносит: Найди для неё лодку и бойцов... пойдём днём... может и проскочим... Я так решил и со старшим по званию попрошу не спорить!...