Теплый берег

Они вместе ворочают камень. Лесь первым влезает. Видит белый потолок и матовый шар лампы. Глаза не достают выше подоконника.

— Слезай, я ж говорю — ты еще салага!

Зоря становится на камень и припадает лицом к открытой створке. Она говорит внутрь, в окно, какие-то хорошие слова. Лесь слышит ее переливчатый смех. Она совсем забыла про Леся.

Он протягивает мороженое и толкает Зорю.

— А гостинец? Давай сюда.

Мороженое уплывает сквозь окно. Наверно, кто-нибудь ходячий передал лежачему. По-прежнему Лесь видит косы, откинутые за спину, слышит смех. Но больше всего его задевает молчание, в эти минуты говорит Коля. Он и не догадывается, что Лесь тут.

Тогда раздосадованный Лесь пишет известкой на стене:

«Зоря + Коля — любое».

И дергает ее за платье, чтоб посмотрела.

Она окидывает страшное уравнение взглядом и, к удивлению Леся, хохочет:

— Ой, салажонок, милый! Какого рода «любовь»?

— Женского! — быстро отвечает Лесь.

И опять ее уже нет, только косы прыгают на спине.

— Да никто! — говорит она. — Тут только один смешной салага.

…Заставила тащить камень, а теперь «никто, салага»? Предательница!

Лесь зажимает меж зубов согнутый палец и свистит заливистым свистом, которому всех теплобережных мальчишек научил Жора Король. Он свистит так: сперва коротко — ти-ти-ти, потом длинно — та-та-та…

Зоря живо оборачивается:

— Ты чего озорнича… — И поспешно отвечает в глубину палаты: — Да. Мальчик. Его зовут Лесь. Тут!

А из окна уже летит к Лесю ответный свист, разделенный на четкие сигналы морзянки. Короткие, длинные… Лесь превращается в слух, весь, от пяток до макушки. Зря они, что ли, тренировались с Антоном? Точка-тире-тире-точка… Понял — П! Точка-тире-точка — Р. «Привет», — складывает постепенно Лесь и читает невидимые буквы все увереннее:

— Спа-си-бо-за-мо-ро-же-ное-при-хо-ди-вос-кре-сень-е…

Ура! В воскресенье Коля будет ждать его, а не Зорьку!

Сестра закрывает окно. Зоря спрыгивает. Идут рядом.

— А мороженое он съел?

— Съел. Знаешь, после больницы поедет в Синий лагерь, будет вожатым в санаторной группе.

На углу они прощаются, идут в разные стороны. Вдруг он опять слышит ее голос. Она кричит, смеясь, и прохожие слышат:

— «Любовь» пишется с мягким знаком на конце!

Лесь поскорей сворачивает в парк.

Он еще не видался с парком, хотя уже три дня как вернулся с Ладонь-горы. Мама Аля велела отдыхать, никуда не ходить. Кому нужен дурацкий отдых?

Крепко потрепало парк дождями. Облетевшие лепестки цветов бурой накипью лежат на обочинах. Избитые розы пригнулись к земле. Вода прорыла всюду своевольные русла: ходите, люди, спотыкайтесь. Дождь смыл побелку с белой Леды, на ее груди налипли ржавые листья. Ничего, Леда, ты потерпи, у тетки Гриппы побелка найдется, я тебя побелю.

Возле клумбы горкой насыпана галька. Железно громыхая, ходит каток, разравнивает дорожку. За рулем — загорелая девушка, на шее бусы, красные, как ягоды кизила. Она улыбнулась Лесю. Зубки острые, как у щучки.

— Мальчик, будь друг, сбегай за газировкой, губы от жары обметало!

Пошарила в кармане, протянула деньги. Что, у него у самого, что ли, нет? Принес воду и бумажные стаканы. Она сказала, что без него ни за какие коврижки пить не станет.

Он любил газировку за то, что пощипывает. Но это была вкуснее всех. Наверно, потому, что мотор она не выключила и пахло бензиновым дымком, и он пил, опираясь спиной на подрагивающее железное тело машины. Распили бутылку вдвоем, и он почувствовал, что хочет походить на руках, и походил немного. И ни разу не завалился.

А потом было самое главное: она уступила ему свое водительское место. Нет, не все женщины вредные, не все! Жаль, что Зорька его сейчас не видит. Он ухватился за рычаги, а она, присев сзади, держала свои загорелые руки поверх его рук.

— Я не веду, — говорила она. — Я только подстраховываю.

На самолетах и вертолетах тоже сидит сзади инструктор.

Она крикнула ему в ухо, что ее зовут Майя, а он, не отрываясь, конечно, от вождения, сообщил, что его зовут Лесь.

— Лесь-Лесь, весь ты здесь! — смеялась Майя.

Он вел вперед, и они оба смотрели вперед. Вел назад, и оба выворачивали шеи и глядели, чтоб не врезаться в скамью. Утрамбовали большой кусок — от белой Леды до фонтана.

— Станешь квалифицированным машинистом, разряд получишь, я замуж за тебя пойду.

Она ему понравилась, и он думал о ней долго.

Если бы отдыхающие пили в три раза больше кефира; если бы он уже заработал маме Але на туфли, тогда в самую жару, в полдень, он стал бы покупать Майе газировку, лучше всего клюквенную, и еще по две пачки мороженого.

Тут к губам его подступили слова:

Никогда прелестней дамы
Не встречал я в Сегидилье…

Он не сказал этих слов. Они принадлежали только его маме Але.

Он вынул из ножен и положил к ее ногам свой меч…

Что бы ей в следующий раз показать такое, чтоб она сказала:

«Надо же?»

Например, павлиний хвост.

И тут Лесю захотелось повидать павлина.