Теплоход "Иосиф Бродский"

В каюте Луизы Кипчак и Франца Малютки творилось невообразимое. Стараясь загладить случившуюся накануне оплошность, Франц Малютка превзошел себя самого. Он раздирал Луизу на части, пронзал ее, четвертовал, вторгался в ее потрясенное лоно со свирепым криком: «А ну, где тут твоя морщинка? Уж я до нее доберусь!» Этот поиск продолжался час и другой. Когда Малютка не нашел желанную морщинку в предполагаемом месте, Луиза приподняла локоть, открыла подмышку, подзывая любимого: «А ну-ка поищи здесь мою морщинку?» Малютка искал так ревностно, что, казалось, будто он хочет оторвать своей суженой руку. «Не нашел морщинку? — вопрошала Луиза. — А ну-ка здесь поищи!» Открывала другую подмышку. Франц Малютка обнаруживал, что и под второй подмышкой у любимой женщиной образовался ход туда, где могла скрываться морщинка. Чем дольше продолжался поиск, тем большее количество ходов открывалось на теле любимой. Она требовала, чтобы Малютка заглянул в каждый ход, проверил, не скрывается ли именно в нем заветная морщинка. Как спелеолог проникает в многочисленные пещеры в поисках настенных изображений, так Франц Малютка погружался во все новые и новые ходы, пока в изнеможении не рухнул, пробормотав: «Лучше одна, но огромная, чем много, но маленьких…» С этими словами забылся. Луиза Кипчак бережно накрыла любимого попоной. Она больше в нем не нуждалась. Вся была покрыта ликующими детородными органами, которые, благодаря рвению возлюбленного, были лишены девственной плевы и издавали таинственные мелодии первобытных времен, когда древние племена прекратили кровопролитные войны, Отъединились вокруг Женщины-прародительницы, обступали ее со всех сторон нетерпеливой толпой, оплодотворяя нерастраченным на войнах семенем. Теперь Луиза чувствовала в себе необъятные силы плодоношения. Была похожа на певицу со множеством поющих ртов. На ирландскую волынку со множеством отверстий, каждое из которых издавало восхитительные звучания. Казалось, в каюте поселился ансамбль кельтской музыки в количестве ста музыкантов. Тоскливая, как вой неутоленного самца, нежно-печальная, как воркование утоленной самки, мелодия доносилась из каюты. Это Луиза Кипчак, с ног до головы покрытая пиздами, славила продолжение рода людского.

Есаул заслушался и не сразу перебросил тумблер, соединивший его с каютой модельера Словозайцева. Увидел девушку, покорно стоящую в стыдливой позе, прикрывающую ладонями низ живота. Кутюрье сидел на кровати, ссутулившись, все в том же розовом трико, и было видно, что он устал. Предшествующее действо обессилило его, он казался потухшим, с вялыми мышцами, поблекшим лицом. Сидя, дремал, не обращая внимания на девушку. Есаул, рассчитывая подсмотреть нечто разоблачительное и ужасное, был разочарован. Перед ним был не злодей, не кудесник, а утомленный фокусник, уставший забавлять публику.

Так продолжалось несколько минут. Затем кутюрье тяжело поднялся, вышел в переднюю и вернулся с алюминиевым кейсом. Поставил на пол, повозился с замком, открыл. Извлек из кейса столовую клеенку с нарядными цветочками и неловко постелил на полу. Указал девушке на подстилку. Та покорно легла, вписавшись в клеенку светловолосой головой, нежными плечами, длинными худыми ногами, на которых поблескивал педикюр.

Словозайцев достал из кейса кусок марли, флаконс прозрачной жидкостью. Пропитал жидкостью биц-и наложил девушке на лицо. Должно быть, это былэфир, потому что она слабо дрогнула и вяло опала, какво сне. Словозайцев достал из кейса шпагат, протянулчерез каюту, повесил на нем небольшие прищепки словно собирался сушить белье. Видно было, что проделанная работа его утомила: ему стоило немалых усилий, чтобы продолжить начатое. Он достал из кейса небольшой, сверкающий белой сталью, ланцет. Прицелился. Мощным ударом вонзил его девушке в грудь. Брызнула кровь, но Словозайцев нажатием пальца умело перекрыл артерию, и кровотечение прекратилось. Словозайцев взялся обеими руками за ручку ланцета и резко потянул на себя. Ткань распалась, в длинном разрезе стали видны нежно-розовые, дышащие легкие, большое темное сердце, голубоватый желудок, малиновая гладкая печень. Словозайцев довел разрез до золотистой кудели лобка, так что стала видна ярко-красная губчатая матка. Он совершил эту операцию привычно и быстро, как патологоанатом, но потерял при этом остаток сил. Некоторое время сидел на полу перед девушкой, вытирая выступивший на лбу пот. Затем продолжил работу.