— Остатки пиршества Глотки, — объявил Грен. — Бежим, надо успеть, пока лодка не отошла от берега, а Рыболовы не принялись ловить. Достаньте ножи.
Подгоняемый сморчком, он помчался к берегу; Пойди и Яттмур — за ним. Последняя бросила взгляд назад, на оставшегося без хвоста Рыболова. Он катался по земле в припадке отчаяния, равнодушный ко всему, кроме собственного несчастья.
Остальные Рыболовы уже погрузили сеть в лодку. При виде всплывших на поверхность отбросов они издали радостный вопль и залезли на свое судно, бережно выложив хвосты на корму. Последний уже карабкался на борт, когда подбежали Грен и девушки.
— Прыгайте! — заорал Грен, и все трое прыгнули, чтобы разом приземлиться на грубо сколоченной скрипучей палубе. Ближайшие Рыболовы одновременно повернулись к ним.
Хоть и неуклюжая, выстроенная по указке лишь отчасти разумных деревьев-толстячков, лодка служила цели, ради которой была сколочена: она позволяла ловить питавшуюся падалью рыбу, живущую в Долгой Воде. У нее не было ни весел, ни паруса, поскольку единственным маршрутом ее оставался кратчайший путь с берега на берег — закинуть невод и подобрать улов, ничего больше. Соответственно, над рекой была натянута крепкая плетеная веревка, привязанная к стоящим по обе стороны деревьям. К этой веревке лодка была наскоро прикреплена при помощи петель, не позволявших течению ее сносить. Совершать путь через реку и обратно лодка могла лишь при помощи простой грубой силы — половина Рыболовов тянула за путеводную веревку, другая половина опускала сеть в воду. Так повелось с незапамятных времен.
Жизнью Рыболовов управляла рутина. Когда посреди них на палубе очутились трое незваных гостей, то ни они сами, ни деревья-толстячки не знали четко, что предпринять. Рыболовы разрывались между двумя противоположными задачами — надо было тащить лодку на стремнину и одновременно защищаться от вторжения. В конце концов группа Рыболовов также разделилась надвое.
Одним быстрым движением группа защитников бросилась на Грена и девушек.
Яттмур оглянулась. Прыгать назад было поздно; лодка успела отойти от берега. Выхватив нож, она встала рядом с Греном и Пойли. Когда в них врезались бегущие Рыболовы, она ткнула ножом в живот ближайшему из них. Тот споткнулся, но остальные своим натиском повалили Яттмур. Нож заскользил по доскам палубы, и руки Яттмур оказались зажаты грудой навалившихся тел прежде, чем она успела вытащить из-за пояса меч.
Между тем толстяки бросились на Пойли и Грена. Хотя они отчаянно сопротивлялись, повалили и их тоже.
По всей вероятности, и сами Рыболовы, и их оставшиеся на берегу хозяева не вспомнили бы о ножах, если бы не Яттмур. Теперь же — все как один — они повытаскивали их.
Сквозь сознание Грена, сквозь переполнявшие его панику и ярость прорвался сердитый трезвон мыслей сморчка:
Ругаясь, Грен ударил коленом в пах, а рукой — в лицо ближайшего толстяка, отбил метящий в него загнутый книзу нож, после чего рухнул на колени. Под аккомпанемент причитаний сморчка он схватил еще одного Рыболова за шею, сжал со всей силы и оттолкнул в сторону. Теперь его путь был свободен. Одним могучим прыжком он оказался на корме.
Зеленые хвосты лежали там рядком, всего тридцать, — и, перевалившись через корму, все они тянулись к берегу.
Грен издал боевой клич. И опустил лезвие меча.
Пяток сильных, яростных ударов — и дело сделано!
Лодка качнулась, и Рыболовы попадали, тряся жирными телесами. Вся их активность куда-то улетучилась. С криками и стонами они поднимались на ноги, чтобы в итоге сбиться в беспомощную плотную кучку; обрубки пострадавших хвостов болтались за их спинами. Утратив движущую силу, лодка остановилась посреди речного потока.
Когда Пойли сумела подняться, она заметила какое-то быстрое движение и повернулась к только что оставленному берегу. Хриплый стон ужаса сорвался с ее губ. Грен и Яттмур вглядывались в берег, стараясь понять, что же могло так ее напугать. Они застыли на месте, все еще сжимая в руках ножи.
— Ложись! — крикнула Пойли.
Над ними просвистели блестящие листья, напоминавшие формой усаженные зубьями лезвия мечей. Деревья на берегу раскачивались в праведном гневе. Лишенные своих верных прислужников, они готовились к стрельбе длинными листьями, украшавшими их крону. Толстые стволы дрожали, и темно-зеленые лезвия секли воздух над лодкой.
Когда Пойди распростерлась на палубе, в грубые доски ударил первый лист, оставивший широкий рубец. Полетели щепки. Второй и третий листы ударили почти одновременно. Пойли понимала, что при подобной бомбардировке жить им осталось совсем недолго.