Теодор и Бланш

Она долго его не замечала, а когда наконец обернулась, сковородка, на которой скворчала яичница с ветчиной, чуть не выпала из ее рук.

— Ой!.. Милорд…

— Здравствуй, Маргерит, — безжизненно ответил Тед.

— А я-то, глупая, все вожусь, вожусь, а вы стоите! Что ж вы не окликнули меня? — она наконец догадалась поставить сковороду на стол. — Ах, ваша светлость, о чем это я!.. Поздравляю вас! Я как в воду глядела! Когда туман исчез, я сразу догадалась, что вы доказали Бланш, что ее любите! Я так и подумала! Вот, думаю, она наконец и увидит, какой на самом деле его милость красавец!.. А вас все нет и нет… Ну, на радостях куда не поедешь! Верно я говорю?.. Да и как вы могли не доказать ей?.. — Маргерит лукаво прищурилась. — Между нами, ваша светлость, ваше обаяние всегда при вас было. Вам только уверенности в себе не хватало. Вы всегда можете любую женщину заставить вам руки целовать, стоя на коленях!

— Не неси вздор, — устало, с ноткой раздражения отрезал Теодор, не повышая голоса. — Лучше ешь свою яичницу, а то остынет.

— Спасибо, а то я действительно голодная. Как хорошо, что все колдовство отсюда навсегда исчезло!.. Теперь и люди появляться начнут… А где же Бланш?..

Тед грустно усмехнулся.

— Ушла.

Ложка со стуком выпала из рук Марго.

— Как?..

— Уехала. Она поверила мне, как ты догадалась. Чары Марш рассеялись — я стал прежним. И сделал ей предложение. А она… — Тед закусил губы до крови и замолчал.

— А что она?..

— Сказала, что… не любит меня… — еле выговорил он. В горле вдруг запершило, а глаза начало немилосердно резать. Маргерит увидела, что Теодор вот-вот заплачет, и ласково обняла его за плечи.

— Ну-ну, мальчик… Не стоит… Ушла — и бог с ней. С твоей внешностью другую себе найдешь. Бланш еще локотки покусает!

— Я ее люблю! — сдавленно от сдерживаемых слез ответил Теодор. — Мне никого другого не надо. За что, Марго?.. Я ее обожаю… Зачем мне эта красота, Маргерит, зачем мне сама жизнь, если я не могу видеть Бланш?.. Ты помнишь, я ведь уже смирился! Мне стала безразлична моя внешность, я ждал смерти. Бланш вернула мне желание жить, ради нее мне вновь захотелось вернуть красоту! Ради того, чтобы понравиться ей! И вот — все напрасно. Да, я стал прежним, но зачем?.. Без нее? Какое это имеет теперь значение? Если бы я мог вернуть Бланш, я заплатил бы какую угодно цену! Как те… женщины… что отдавались мне, чтобы не потерять… А ей — я не нужен. Ничего с этим не поделаешь. Ах, если бы я мог с этим смириться!.. Марго, мне так плохо! Мне необходимо видеть ее, понимаешь? Но даже не в этом дело… Знаешь… взгляну на солнце, подумаю, что и она, может, на него смотрит — и становится легче. Ну а вдруг с ней что-нибудь случится?! Вдруг ее кто-нибудь обидит, вдруг на нее где-то нападут бандиты… и все?.. И тогда она уже не сможет смотреть на солнце, а я даже не узнаю об этом! Где она? Что с ней?..

— Тед! — Маргерит строго покачала головой. — Это никуда не годится.

— Я должен знать, что с ней все хорошо. Я должен ее видеть… хоть изредка… хоть издалека… Я задыхаюсь без нее… — Теодор вздохнул. — Любовь очень жестокая штука…

Они помолчали. Потом герцог попросил:

— Расскажи мне о Бланш…

— Что? — не поняла старушка.

— Ну… все. Ведь она же жила здесь, когда была маленькой. Неужели ты все позабыла за пять лет?.. Какие были у нее родители…

— Вы же их видели!

— Да, видел. Марго, я же не о внешности говорю!

— А, вот вы о чем. Ее мать, Салли, была славная женщина: добрая, работящая, но с жесткими принципами. Поговорить любила… посплетничать, — улыбнулась Маргерит. — Отец — его звали Джек — был мужчина сильный, добрый, но неразговорчивый. И у него тоже были свои принципы, как и у Салли. Вообще, очень порядочная семья. Сама Бланочка… Ну, ее, конечно, все здесь очень любили: ребенок был очаровательный. Да вы и сами убедились, что девушка, в которую превратилась та девочка, очень мила. Сейчас, сравнивая ее с той, какою она была, я вижу, что Бланш стала сдержанней — но по сути осталась все той же озорной девчонкой, сующей свой нос куда попало, считающейся лишь со своим любопытством, а не с запретами. Как-то раз я ее спрашиваю: «Бланш, почему ты вернулась в Валитан?..» «А из любопытства», — отвечает. И именно из-за него она и залезла в ваш парк, помните? На фейерверк смотреть… А еще она всегда обожала делать «навред». Не со зла, а из противоречия, из неприятия, когда на нее давят. Она не переносила всякие запреты и условия. Всегда тайком бегала на господскую часть — потому что интересно и потому что нельзя. Сколько раз ей влетало!.. Да разве за ней уследишь? Вот, кажется, только что рядом была — и уж след простыл!

— Это правда… — тихо сказал Теодор.

— И в ваш кабинет она забралась, потому что лакеи ее чуть не увидели. Тогда, мне кажется, вы ее впервые увидели.

— Выходит, так… Хотя, честно говоря, я не воспринимаю ту Бланш и эту, как одного и того же человека. И для меня навсегда нашей первой встречей останется тот вечер, когда она вошла в столовую с подносом в руках — такая вся неловкая и очаровательная в своей застенчивости…