Тени Амиран. Белый рыцарь для ведьмы

Аги и другие медиаторы продолжали перетягивать канат силы со зверем, чтобы пик волны прошел не на материке, а в море. Но силы Аги теряла с каждой минутой, и не только силы.

Иан чувствовал, что и в нем копаются, будто гигантские когти твари в самом мозгу скребутся.

Что ей понравится, то и заберет.

Длится это может, пока одна из сторон не издохнет. И вряд ли этой стороной будет аномалия. Саму себя не сожрет, сперва — их.

— Ломай, — прохрипел, закашлявшись. — Шкатулку!

И снова инстинкты. А еще — тонюсенькая нить, которую за вихрами силы и не видно почти. От шкатулки исходила та же гниловатая по цвету пульсация, что от всех аномалий на карте. Иан и увидел те, лишь благодаря полной связи с Аги. Иной экран слеп в этом плане реальности.

Страж понял и выполнил. Дерево раскрошилось под ударом сапога, и на пожухлой траве, кроме гротескно скалящейся вставной челюсти, остался целехонький желтоватый квадрат.

Охранники не стали разбирать, что там на нем начеркано, вынули пистоли и выстрелили. Попали и по зубам, и по пластине, и траве досталось.

...Аги не знала, что произошло, она уже почти не осознавала саму себя, теряясь в потоках — воды, стихии, соединенного с другими медиаторами сознания, рукотворной аномальной силы.

Тварь вдруг расцепила когти, взвилась свечкой, будто поводок, привязывающий дракона к Империи, порвался.

Невидимая, но прочная нить лопнула, оглушив. Лишь высокий свист в ушах, такой... тоньше комариного. Противнее.

Аги распахнула слезящиеся глаза. Иан смотрел на нее, беззвучно раскрывая рот. Говорил что-то?.. Кивнул, подбородком указав куда-то в сторону, за спину Аги.

С трудом повернула голову на непослушной, будто деревянной шее и перевела взгляд на горизонт.

За зданиями, там, где море, в небо поднялся столп воды. Соединил колонной землю и небо.

«Какого же он размера, если видно аж отсюда?..» — слабое удивление, перед тем как погрузиться в спасительную тьму.

*

...элементаль ждала, очень долго ждала. Ее сотворили, да никогда-то на волю не пускали. Кормили, и сладки были жертвы, да не сравнятся они со сладостью соединиться со своей стихией.

Это как зверя дикого, инстинктами наделенного, на цепь посадить, чтоб рос, лаял, когда прикажут, кости-подачки грыз, а за вытоптанный квадрат, докуда хватает цепи, не выходил.

Тварь ждала — и дождалась.

А жертвы... У каждого взяла, что больше понравилось. Жизней ей скормили за долгое ее существование достаточно.

Водяной столп опал, и в стороны разлетелись гигантские индиговые крылья. Ударили о разволновавшееся море, разбиваясь, соединяясь.

Две волны пошли в противоположные стороны, параллельно линии берега.

Море волнуется — три. Морская фигура, уйди.

И ушла, когда ее отпустили, напоследок махнув хвостом.

Наконец-то...

Постлюдия

Старик ждал стражей у лачуги. Сколоченная из необработанных досок, на чистом белом песке, на границе леса и береговых скал, она смотрелась частью дикой природы.

— Пойдете с нами добровольно или?..

У Хранителя немного вариантов. Лачуга окружена, до него самого — стражам два шага ступить. Сам он дряхлый, что старый пень, такой не побегает.

Эльзельдец кивнул.

— Спросить ничего не хотите? — на языке белых людей говорил почти чисто, лишь слегка округляя, смазывая согласные.

— На месте нужные люди спросят.

С «той» стороны, на стороне противника, существовала та же секта, тот же принцип воспитания детей, какой применяла Настоятельница в Амиране.

«Хранитель» растил одаренных сирот: кормил их, заботился. Жили они вместе, вместе и радости, и горести переживали, семьей стали. Обустроил все так, как даже у Ириды не вышло.

Она — подавляла. Он — привязывал. Благодарность и любовь — куда сильнее рычаг давления, нежели страх.

Обучал одаренных, раскрывал их дар, с тем чтобы служили они высшей цели.

То бишь — его цели.

Чтобы в нужный момент, как прикажет, верный ученик верным способом верно себя прикончил. В правильном месте. И отдал не только жизнь и дар, но и посмертие — душу свою.

Много-много душ ушло за время, пока созревал артефакт.

На алтарь чужой мести.

Цель пусть и звучит благородно, но смысл, прикрытый высокопарными словами, от этого не меняется.

— Боги старые или потомки их... остатки их крови в изменившемся мире. Несчастные. Видели всё, что делали с их потомками, с их храмами.

Старик заговорил, медленно поднимаясь.

Не верилось, что вот этот немощный человек стоит за всем заговором. Что в дряхлом теле нашлось столько силы и воли, чтобы подчинить себе племена, выстроить план, десятилетиями работать, обучать, скрывать, таиться и продолжать готовиться... Собирать и убивать одаренных эльдзельцев.

— Сила есть и понимание, но недостаточно, чтобы что-то изменить. Вот я и собрал одаренных, чтобы недостающее восполнить. Жертвы, да... Большие дела требуют больших жертв.

Оправдывается? Не похоже... Скорее на заготовленную речь смахивает.

— Результат того стоил?

Раз потянуло выговориться, пусть...

Вопроса Хранитель как не услышал. Глаза обращены вверх, сам горбится, голова трясется.

— Одаренные — сила мира, наш канал к его энергии, к ресурсу, который обычным людям недоступен.

— Чего ты хочешь?