Тень за правым плечом

Если бы знать наперед, я бы, наверное, уехала куда-нибудь в Швейцарию, в горы, в пастушью избушку: правда, тогда возникли бы естественные проблемы с припасами, которые пришлось бы затаскивать вверх на себе. Да и опасности, подстерегавшие меня, были бы другие, куда более экзотические: взбесившийся бык, неожиданный камнепад. «Никто не пострадал, только завалило старый пастуший домик, где поселилась эта полоумная русская». Характерно, что я совсем не переживаю за судьбу этой рукописи: оставшегося у меня дара предвидения хватает, чтобы быть уверенной в ее судьбе — старик Монахов вообще отправлял свои послания в бутылке, брошенной в воду, и, как я видела, они исправно добирались до адресатов. Вообще по мере окончания книги заботы мои постепенно отступают. Может быть, не так уж глупы были дикари, считавшие, что часть души человека переходит в его фотокарточки: я чувствую, как с каждой новой страницей моя земная оболочка истончается, слабеет, исчезает. Расплывается память, которой незачем держать то, что уже попало на бумагу, обесцвечивается кожа, бледнеют проступающие под ней вены. Первые дни, переживая заново какой-нибудь эпизод, я, не в силах усидеть на стуле, вскакивала и металась по комнате из угла в угол, как зверь в клетке: теперь у меня еле хватает сил подойти к окну, чтобы в очередной раз осмотреть обрыднувший уже пейзаж — квадрат двора, качающие ветвями липы с птичьими гнездами, темные фигуры доктора и его лисенка в углу. Небывалое, незнакомое спокойствие снисходит на меня: я сделала все, что было в моих силах, и больше ничего не должна. Окно распахнуто, свежий, холодный воздух, пахнущий дымом и сладостью, врывается в него, луч солнца с пляшущими в нем пылинками повисает в комнате: книга моя окончена.