Я едва сдержался, дабы не скривиться. Убийство женщины не тянуло на эпический подвиг. Говорить это в лицо Вилли я, разумеется, не собирался. В целом, он был неплохим парнем. Душа компании. Только вот истинно верил в то, что говорили ему свыше. Раз сипаи исчадия ада — значит, так и есть. А свое серое вещество напрягать не стоит. Да и, признаться честно, я сомневался, что оно у него было.
— Бабуины тут не водятся, — просто повторил я.
— Э-х-х, — протянул Вилли и почесал затылок. Каска съехала на лоб, придавая глуповатому лицу забавный вид. — А… ну да, точненько! Никакой не бабуин. Бабур, во!
— Вот это другое дело, — хмыкну я.
— А че, есть разница что ли?
— Если бы ты не только пас овец и пил пиво в пабах, а хоть иногда почитывал книги…
— Сдались мне твои писульки, — отмахнулся Вилли.
— То знал бы… — невозмутимо продолжал я, — что так звали основателя империи Великих моголов.
Его глаза округлились:
— Да ну, правда что ли?
— Истинная, — я помассировал шею. Тело нуждалось в отдыхе.
— И где он сейчас?
Я взглянул на Вилли, как на непроходимого тупицу. Впрочем, то было недалеко от истины.
— Он мертв.
— Эт хорошо! Давно?
Я пожевал нижнюю губу:
— Три века прошло.
Глаза Вилли вылезли из орбит. Челюсть отвисла. Теперь он походил на рыбу, выброшенную на берег.
— Так, а ты же сказал…
Я закатил глаза:
— К реставрации он не имеет никакого отношения. Неужели тебя и впрямь так контузило?
Он не обиделся и задорно хихикнул:
— Ну, в глазах вроде б не двоится. Дурацкое имечко, — Вилли сплюнул на землю, — как и все здесь.
— Оно означает тигр.
— Хе-хе. Прищемили мы хвосты потомкам тигра, получается.
— Да, — с вялой улыбкой кивнул я.
Раздался громкий гудок.
— О, наконец-то! — воскликнул Вилли. — Отчаливаем. Повезло нам все-таки, что не бросили добивать этих выродков.
— Да уж.
Я подхватил свой «Энфилд», приставленный рядом, и приготовился запрыгнуть в последний вагон. Те немногие, кто уцелел из нашего отряда, уже подходили к железнодорожному полотну. Усталые и изможденные лица, перепачканные сажей и кровью. Но все, как один, счастливые. Ведь им удалось остаться в живых.
Меня разбудила тишина. С трудом разомкнул тяжелые веки. Все тело ныло. Плечо продолжало сильно жечь. Похоже, придется обратиться к врачу. Протерев глаза, я прислушался. Поезд стоял на месте. Ни движения, ни звука колес, передвигающихся по полотну. Наверное, очередная короткая остановка. Вряд ли мы уже добрались до Калькутты.
Тихо выдохнув, я присел и облокотился спиной о перегородку.
В вагоне стоял непроглядный мрак. Настолько густой, что я не мог различить соседнюю стену. Откуда-то справа доносился храп Вилли. Приятель сопел на весь вагон так непринужденно, будто его разморило с прогулки, а не после ожесточенного боя среди города.
Снаружи доносилось стрекотание кузнечиков. Настолько громкое, что иногда перебивало сладкий храп армейского товарища.
Внезапно я почувствовал сильный зуд в области шеи. Резким движением провел по коже и ощутил, как пальцы раздавили нечто мягкое. Даже не глядя, лишь по опыту, мог с уверенностью сказать — вагон заполонили москиты. Орда кровососущего гнуса не редкость для здешних мест. Но…
— Как-то уж больно много, — прошептал я, стряхивая с ладони размазанных насекомых.
И в этот момент мой сонный взор упал на деревянную створку возле входа в вагон. Она была распахнута настежь.
Я нахмурился. Ведь точно помнил, как велел Вилли плотно запереть ее сразу после того, как поезд тронулся в путь.
«
— Вилли.
В ответ я услышал сопение.
— Вилли, сукин-сын! — полушепотом цыкнул я.
Храп лишь усилился.
— Проклятье…
Придется вставать. А так не хотелось. Но деваться некуда. Не хватало еще, чтобы во время простоя в вагон заползла кобра. Мангуста за пазухой ведь не ношу.
Поморщившись, я протянул здоровую руку вперед, нащупывая впотьмах стену, дабы опереться о нее, как вдруг замер на месте. Пальцы вцепились в перегородку. В мизинец вонзилась заноза, но я даже не заметил ее. Я почувствовал, как сердце екнуло в груди.
Выход из вагона загораживал чей-то силуэт. В сгустившемся мраке он казался слишком расплывчатым, чтобы можно было увидеть наверняка. Но меня привлек в первую очередь не он. А две светящиеся точки. Примерно на уровне моего лица. Желтые и немигающие, они смотрели прямо на меня. Да. Именно смотрели. Ибо каким-то шестым чувством я понял — это глаза.
Они смотрели прямо на меня. Не мигая и не отрываясь. И была в них какая-то угроза. Вкупе с давящим мраком, она заставляла мурашки бегать по коже.
Секунду я просто молча смотрел на эти желтые точки, светящиеся во тьме. Смотрел, не рискуя шевельнуть и пальцем. Силуэт продолжал загораживать выход из вагона. А вокруг по-прежнему была тишина. Если не считать сладкого храпа Вилли да трели кузнечиков. Ни голосов, ни криков. Будто весь поезд разом вымер, и остались только мы.