Темы и вариации

Не меньшею загадкой был и он, Невежда с правоведческим дипломом, Холоп с апломбом и хамелеон, Но лучших дней оплеванный обломок. В чаду мытарств угасшая душа, Соединял он в духе дел тогдашних Образованье с маской ингуша И умудрялся рассуждать, как стражник. Но в целом мире не было людей Забитее при всей наружной спеси И участи забытей и лютей, Чем в этой цитадели мракобесья. Урчали краны порчею аорт, Ругалась, фартук подвернув, кухарка, И весь в рассрочку созданный комфорт Грозил сумой и кровью сердца харкал. По вечерам висячие часы Анализом докучных тем касались, И, как с цепей сорвавшиеся псы, Клопы со стен на встречного бросались. Урок кончался. Дом, как корифей, Топтал деревьев ветхий муравейник И кровли, к ночи ставшие кривей И точно потерявшие равненье. Сергей прощался. Что-то в нем росло, Как у детей средь суесловья взрослых, Как будто что-то плавно и без слов Навстречу дому близилось на веслах. Как-будто это приближался вскрик, С которым, позабыв о личной шкуре, Снимают с ближних бремя их вериг, Чтоб разбросать их по клавиатуре. B таких мечтах: "Ты видишь, - возгласил, Входя, Сергей, - я не обманщик, Сашка", И, сдерживаясь из последних сил, Присел к столу и пододвинул чашку. И осмотрелся. Симпатичный тесть Отсутствовал, но жил нельзя шикарней. Картины, бронзу все хотелось съесть, Bсе как бы в рот просилось, как в пекарне. И вдруг в мозгу мелькнуло: "И съедят. Не только дом, но раньше или позже И эту ночь, и тех, что тут сидят. Какая чушь!" - Подумалось Сереже. Но мысль осталась, завязав дуэт С тоской, что гложет поедом поэтов, И неизвестность, точно людоед, Окинула глазами сцену эту. И увидала: полукруглый стол, Цветы и фрукты, и мужчин и женщин, И обреченья общий ореол, И девушку с прической а lа Ченчи.

И абажур, что как бы клал запрет Вовне, откуда робкий гимназистик Смотрел, как прочь отставленный портрет, На дружный круг живых характеристик.

На Сашку, на Сережу, - иногда На старшего уверенного брата, Который сдуру взял его сюда, Но, вероятно, уведет обратно.

Их назвали, но как-то невдомек. Запало что-то вроде "мох" иль "лемех" . Переспросить Сережа их не мог, Затем что тон был взят, как в близких семьях.

Он наблюдал их, трогаясь игрой Двух крайностей, но из того же теста. Во младшем крылся будущий герой. А старший был мятежник, то есть деспот.

6

Неделю проскучал он, книг не трогав, Потом, торгуя что-то в зеленной, Подумал, что томиться нет предлогов, И повернул из лавки к ильиной.

Он чуть не улизнул от них сначала, Но на одном из бальцевских окон Над пропастью сидела и молчала По внешности - насмешница, как он.

Она была без вызова глазаста, Носила траур и нельзя честней Витала, чтобы не соврать, верст за сто. Урвав момент, он вышел вместе с ней.

Дорогою бессонный говор веток Был смутен и, как слух, тысячеуст. А главное, не делалось разведок По части пресловутых всяких чувств.

Таких вещей умели сторониться. Предметы были громче их самих. А по бульвару шмыгали зарницы И подымали спящих босомыг. И вот порой, как ветер без провесу Взвивал песок и свирепел и креп, Отец ее, - узнал он, - был профессор, Bесной она по нем надела креп, И множество чего, - и эта лава Подробностей росла атакой в лоб И приближалась, как гроза, по праву, Дарованному от роду по гроб. Затем прошла неделя, и сегодня, Собравшися впервые к ней, он шел Рассеянней, чем за город, свободней, Чем с выпуска, за школьный частокол. Когда-то дом был ложею масонской. Лет сто назад он перешел в казну. Пустые классы щурились на солнце. Ремонтный хлам располагал ко сну. B творилах с известью торчали болтни. Рогожа скупо пропускала свет. И было пусто, как бывает в полдни, Когда с лесов уходят на обед. Он долго в дверь стучался без успеха, А позади, как бабочка в плену, Безвыходно и пыльно билось эхо. Отбив кулак, он отошел к окну. Тут горбились задворки института, Катились градом балки, камни, пот, И, всюду сея мусор, точно смуту, Ходило море земляных работ. Многолошадный, буйный, голоштанный, Двууглекислый двор кипел ключом, Разбрасывал лопатами фонтаны, Тянул, как квас, полки под кирпичом. Слонялся ветер, скважистый, как траур, Рябил, робел и, спины заголя, Завешивал рубахами брандмауэр И каменщиков гнал за флигеля. У них курились бороды и ломы, Как фитили у первых пушкарей. Тогда казалось - рядом жгут солому, Как на торфах в несметной мошкаре. Землистый залп сменялся белым хряском. Обвал бледнел, чтоб опухолью спасть. Показывались горловые связки. Дыханье щебня разевало пасть. Но вот он раз застал ее. Их встречи Пошли частить. Bне дней, когда не след. Он стал ходить: в ненастье; чуть рассветши: Во сне: в часы, которых в списках нет.

Отказов не предвиделось в приеме. Свиданья назначались: в пеньи птиц; В кистях дождя; в черемухе и в громе; Везде, где жизнь и двум не разойтись.

"Ах, это вы? Зажмурьтесь и застыньте", Услышал он в тот первый раз и миг, Когда, сторонний в этом лабиринте, Он сосвежу и точно стал в тупик.