Одышливость тысяч в бушлатах по-флотски, Толпою в волненьи глотающих клецки Немыслимых слов с окончаньем на изм, Нерусских на слух и неслыханных в жизни (а разве слова на казенном карнизе Казармы, а разве морские бои, А признанные отчизной слои Свои!!!) И упоенье героини, Летящей из времен над синей Толпою, - головою вниз, По переменной атмосфере Доверия и недоверья В иронию соленых брызг. О государства истукан, Свободы вечное преддверье! Из клеток крадутся века, По колизею бродят звери, И проповедника рука Бесстрашно крестит клеть сырую, Пантеру верой дрессируя, И вечно делается шаг От римских цирков к римской церкви, И мы живем по той же мерке, Мы, люди катакомб и шахт.
7
Вдруг кто-то закричал: пехота! Настал волненья апогей. Амуниционный шорох роты Командой грохнулся: к ноге! В ушах шатался шаг шоссейный И вздрагивал, и замирал. По строю с капитаном штейном Прохаживался адмирал. "Я б ждать не стал, чтоб чирей вызрел. Я б гнал и шпарил по пятам. Предлогов тьма. Случайный выстрел, И - дело в шляпе, капитан". "Parlez рlus bas,- заметил сухо *)
----------------------------*) говорите потише (франц.)
Другой. - Притом я не оглох, Подумайте, какого слуха Коснуться может диалог" . Шагах в восьми от адмирала, Щетинясь гранями штыков, Молодцевато замирала Шеренга рослых моряков. И вот, едва ушей отряда Достиг шутливый разговор, Как грянуло два длинных кряду Нежданных выстрела в упор. Все заслонилось передрягой. Изгладилось, как, поболев, "Ты прав!" - Bскричал матрос с "Варяга", Георгиевский кавалер. Как, дважды приложась с колена, Шварк об землю ружье, и вмиг Привстал, и, точно куртка тлела, Стал рвать душивший воротник. И слышал: одного смертельно, И знал - другого наповал, И рвал гайтан, и тискал тельник, И ребер сдерживал обвал.
А уж перекликались с плацем Дивизии. Уже копной Ползли и начинали стлаться Сигналы мачты позывной. И вдруг зашевелилось море. Взвились эскадры языки И дернулись в переговоре Береговые маяки.
"Ведь ты - не разобрав, без злобы? Ты стой на том и будешь цел" . - "Нет, вашество, белить не пробуй, Я вздраве наводил прицел" . "Тогда", - и вдруг застряло слово Кругом, что мог окинуть глаз: "Ты сам пропал и арестован", Восстанья присказка вилась.
8
"Вообрази, чем отвратительней Действительность, тем письма глаже. Я это проверил на "трех святителях", Где третий день содержусь под стражей.
Покамест мне бояться нечего, Да и - не робкого десятка. Прими нелепость происшедшего Без горького осадка.
И так как держать меня ровно не за что, То и покончим с этим делом. Вот как спастись от мыслей, лезущих Без отступа по суткам целым?
Припомнишь мать, и опять безоглядочно Жизнь пролетает в караване Изголодавшихся и радужных Надежд и разочарований. Оглянешься - картина целостней. Чем больше было с нею розни, Чем чаще думалось: что делать с ней? Тем и ее ответ серьезней. И снова я в морском училище. О, прочь отсюда, на минуту Bздохнувши мерзости бессилящей! Дивлюсь, как цел ушел оттуда. Ведь это там, на дне военщины, Навек ребенку в сердце вкован Облитый мукой облик женщины В руках поклонников баркова. И вновь я болен ей, и ратую Один, как перст, средь мракобесья, Как мальчиком в восьмидесятые. Ты помнишь эту глушь репрессий? А помнишь, я приехал мичманом К вам на лето, на перегибе От перечитанного к личному, Еще мне предрекали гибель? Тебе пришлось отца задабривать. Ему, контр-адмиралу, чуден Остался мой уход... На фабрику Сельскохозяйственных орудий. Взгляни ж теперь, порою выводов При свете сбывшихся иллюзий На невидаль того периода, На брата в выпачканной блузе".
9
Окрестности и крепость, Затянутые репсом, Терялись в ливне обложном, Как под дорожным кожаном. Отеки водянки Грязнили горизонт, Суда на стоянке И гарнизон. С,утра тянулись семьями Мещане по шоссе Различных орьентаций, Со странностями всеми, В ландо, на тарантасе, В повальном бегстве все. У города со вторника Утроилось лицо: Он стал гнездом затворников, Вояк и беглецов. Пред этим, в понедельник, В обеденный гудок Обезголосил эллинг И обезлюдел док.
Развертывались порознь, Сошлись невпроворот За слесарно-сборочной, У выходных ворот. Солдатки и служанки
Исчезли с мостовых В вихрях "Варшавянки" И мастеровых. Влились в тупик казармы И - вон из тупика, Клубясь от солидарности Брестского полка.
Тогда, и тем решительней, Чем шире рос поток, Встревоженные жители Пустились наутек. Но железнодорожники Часам уже к пяти Заставили порожними Составами пути. Дорогой, огибавшей Военный порт, с утра Катались экипажи, Мелькали кучера. Безмолвствуя, потерянно Струями вис рассвет, Толстый, как материя, Как бисерный кисет.
Деревья всех рисунков Сгибались в три дуги Под ранцами и сумками Сумрака и мги. Вуали паутиной Топырились по ртам. Столбы, скача под шины, Несли ко всем чертям. Майорши, офицерши Запахивали плащ. Вдогонку им, как шершень, Свистел шоссейный хрящ. Вставали кипарисы; Кивали, подходя; Росли, чтоб испариться В кисее дождя.
Часть вторая
1