Темпоград

Утром крути плоский камень, днем крути, вечером крути! Молоть - женское дело. Мужское - доставать, добывать, женское - крутить. Руки заняты, голова свободна. Женщине все надо обдумать заранее. Мать говорит: «Женская доля - долго ждать, быстро отвечать».

Если топот всадников на околице, не раздумывай, сломя голову - в камыши. Нерасторопную перекинут через седло, и будешь всю жизнь жевать сырое мясо в кожаном шатре.

Если оборванный раб скажет: «Будь моей женой», - быстро отвечай: «Нет-нет-нет, ни за что! Иди прочь, ты мне противен».

Если солдат-рубака скажет: «Будь моей женой», - быстро отвечай: «Нет-нет, я еще молода, я подожду год-два». С уважением отвечай. Солдат опасен и зол. Пусть не сердится, не хватается за меч.

Но кому сказать «да»?

Хочется самому замечательному.

Вчера, когда воду набирала в кувшин, сидел у родника незнакомец, прищурившись, смотрел на мокрые камни. Подруги сказали: «Мастер, во дворце Властелина узоры выкладывает». Вот почему глаза такие удивительные: сквозь камни смотрит. Ему сказала бы «да». Но ведь гордый, красоты не заметил, игривым словом не задел.

Как сделать, чтобы заметил?

Крутись-крутись, мой жернов, мели-мели все зерна, мети-мети, метелочка…

Как сделать, чтобы заметил?

* * *

Крутись-крутись, мой жернов, мели-мели все зерна…

Всю жизнь крутила. Мужчина - стрела, женщина - маятник. Туда-сюда, туда-сюда. Руки заняты, голова свободна, потому что все надо продумать заранее. Долго жди, быстро отвечай.

Но что обдумывать старухе?

Какая ни на есть, жизнь прошла. Всякое бывало - плохое и хорошее. Бывало холодно, бывало и солнышко, бывало голодно, бывало - живот лопается. Пожалуй, хорошего больше - дожила все-таки до серебристой чешуи. Три набега пережила, отсиделась в камышах. Сестер уволокли пастухи, заставили сырым мясом давиться, под вонючими шкурами спать. Но ей повезло - осталась со своими, где лепешки жарят на огне, и по ночам крыша над головой, не звезды. И муж был. Сейчас-то нет, умер, но был. Семерых родила ему, троих унесла лихоманка, а четверо выжили, выросли; сыны свои семьи завели, но помнят, уважают, приносят зерна - то один, то другой. Только меньшая не пристроена, последняя заботушка. Боги, избавьте ее от голода, лихоманки, от зубастых змеев речных, от горластых всадников степных. Не пожалею жертвы богу полей, и богу болей, и богу змей, и богу войны… ну и богу свадеб, конечно. Голодранца-раба отшить надо, не след обрекать дочку на жизнь в лохмотьях. А солдата-рубаку и приветить не грех. Хоть и не молод и урод уродом, но копье семью кормит, без муки не оставит. Взял бы девку солдат, тогда и помирать не страшно.

- Ты бы сходила по воду, дочка. Ноги у меня болят. Я уж за тебя молоть-молоть буду.

- К роднику, мама?

(«Не там ли Он и сегодня?»)

* * *

Богам угодна пара: добро и зло, день и ночь, лицо и изнанка, живое и неживое, краски живые, краски неживые. Неживые запечатаны в неживом камне: осколки неба в бирюзе, в кварце - прозрачная вода, молодая желтая кожа - в сере, а в киновари - кровь. Зеленые глаза хищников - в редкостных изумрудах, звездное небо - в диорите, в яшме - восходы и закаты, силуэты гор и городов.

В камне краски затерты, запылены, выцвели, скрыты от неопытного взора. Только живая вода пробуждает их, открывает миру заснувшую красоту.

На том и основано древнее искусство хаиссауа - оживление камня водой.

Он мастер хаиссауа. Признанный. Среди молодых нет ему равных, никто не умеет видеть так ясно скрытую красоту камня. Даже во дворец владыки призвали его клеить камни. Сказали: «Придумай необыкновенное, такое, чего нет в обоих царствах, во всем мире от Истока до Дельты».

Необыкновенное?

Вот и ходит он от родника к роднику, вдоль реки и по берегу моря, где волны целуют камни, обнажая спрятанную красу.

Невиданное?

Не сделать ли на дворцовой стене восход второго солнца? Жрецы говорят: такое бывает один раз за шесть веков. А шесть веков назад еще не знали хаиссауа.

Из диорита он составит звездное небо, из антрацита - черные силуэты гор, лица - из янтаря… А солнце? Говорят, на дальних островах есть особенный камень - зеленый вечером, красный при дневном свете. Солнце будет загораться и гаснуть, гаснуть и загораться.

Так он и скажет казначею: «Посылай корабли на дальние острова». И Властелину скажет: «Руби мне голову, владыка, но, если хочешь во дворце невиданное, вели достать двухцветный камень!»

Кто кому диктует волю: владыка искусству или искусство владыке?

* * *

Властелин сказал: «Достать двухцветный камень, сколько требуется. Казна пуста? Придумай новый налог. На то ты и казначей. Кораблей нет? Построить!»

Он сказал еще: «Кто владыка реки: я или жалкий самозванец, царек Верха? Неужели я не могу выложить стену в моем дворце какой-то жалкой двухцветной глиной? Доставить!»