Свёрл содрогнулся, вспомнив свой тогдашний настрой. Он решил потребовать понимания успехов человечества и ИИ, чтобы отнести это новое знание в Королевство и связаться с недовольными новым режимом. Затем он хотел собрать силы, свергнуть короля и повести прадоров истреблять человечество — по праву и предназначению. И вот он отправился в логово Пенни Рояла, пока все его состояние в виде алмазной слюды выгружалось из шаттла. Свёрл сам ввел себя в заблуждение, уверившись, что найденный им цветок из черных кинжалов — всего лишь
В вихре боли и безумия расширяющихся мысленных горизонтов Пенни Роял преобразовал Свёрла. А после отец–капитан выполз на поверхность не на гравидвижках, не на силовых полях, а на новых протезах. Нет, он определенно чувствовал себя более интеллектуально развитым и могущественным. И, конечно, более опасным, поскольку Пенни Роял снабдил его смертоносным големом, которого Свёрл теперь контролировал через пульт рабодела. Он также начал быстро разбираться в ходе войны и причинах, по которым она повернула туда, куда повернула. Он стал осознавать недостатки агрессивного прадорского сообщества, включающие уклонение от использования искусственных разумов. И все–таки, хотя он и открыл для себя многие специфические детали, общее понимание Государства по–прежнему было недоступно ему. Тогда он считал, что потребуются глубокие раздумья, что ему еще нужно свыкнуться с собственными беспредельно раздвинувшимися ментальными горизонтами.
Люди — «моллюски» еще не появились, когда Свёрл опустил свой дредноут в глубины океана планеты, которую впоследствии назовут Литоралью. К нему присоединились и другие обездоленные прадоры, которые стали воздвигать свой подводный город и наладили торговлю с прочими анклавами прадоров по всему Погосту. Когда же прибыли «моллюски» и затеяли свое странное телесное поклонение роду Свёрла, первичный инстинкт велел его товарищам–ренегатам уничтожить людишек. Однако коренное понимание Государства все еще не давалось Свёрлу, и он настоял, чтобы людей не трогали. Ведь они, возможно, помогут ему достичь того, к чему он стремится. Он позволил им обосноваться и стал изучать их.
И все это время Свёрл изучал и себя самого. Во–первых, он заметил дополнительные органические и кристаллические наросты на своем центральном нервном узле и решил, что они и стали источником расширения его сознания. Но тогда он не понимал до конца, что именно они означают. Затем отец–капитан отследил постепенные физические изменения своего тела, а периодически проводя проверки генома, выяснил, что он тоже становится иным. Углубившись дальше, он обнаружил пикоскопические процессы, подстегивающие изменения, но что вызвало эти процессы, так и не определил. Только в последние годы, применив купленные у Государства приборы, он открыл лежащие в основе фемтоскопические течения, но разобраться в их сути не сумел. И только вульгарные телесные перемены открыли ему в конце концов истину.
Его зрительная турель погрузилась в основное тело, растянулась, раздвигая укоротившиеся глазные стебельки. Впоследствии они исчезли вовсе, а глаза разместились в двух впадинах в передней части панциря. Зрение других глаз сильно испортилось. Сделанные из твердого металла мандибулы остались прежними, но повисли ниже, а рот расширился — в уголках появились «трещины» и поползли назад. Несомненно, если бы у него под брюхом по–прежнему были конечности–манипуляторы, они тоже съежились бы — или отвалились. Сзади вырос мясистый хвост, в котором, как выяснилось при исследовании, скрывался развивающийся позвоночник. Все это оставалось для Свёрла загадкой, пока в процессе изучения людей — «моллюсков» на него не снизошло тошнотворное откровение.
«Моллюски» были людьми, пытающимися превратить себя в прадоров, — а он был прадором, не по своей воле трансформированным в пародию на человеческое существо. Его панцирь принимал форму человеческого черепа и терял твердость, и ужасный мешающий хвост был наследством этих мерзких мягких существ. Свёрл удалил его хирургическим путем, но после нескольких мучительных месяцев хвост вырос снова. Между тем внутри рта проклюнулись маленькие хрупкие зубы, а глаза обрели розовые кожистые веки, выпустившие даже ресницы! Одновременно, когда ему хотелось прислушаться к чему–то, он ловил себя на том, что отрывает от земли две передние пары ног — потому что в них развились нервные связи со слуховым аппаратом.