Темный разум

Пока Трент продолжал барахтаться, раззадоривая ту ее часть, что хотела рвать и жрать мясо, ее более разумная половина связалась с корабельным интеркомом. Только тогда Изабель сползла с мужчины и отступила к двери. Трент, оттолкнувшись от пульта, бросил взгляд на валяющийся на полу возле «хозяйки» пистолет — и попятился к дальней стене, озираясь в поисках чего–нибудь, что сошло бы за оружие. Ничего не найдя, утратив надежду, он наивно застыл в боевой стойке.

А Изабель торопливо рылась в записях собственного голоса — из тех времен, когда она еще была человеком, — и скармливала их речевой программе, пытаясь состыковать ее со своим мыслительным процессом. Однако, поняв, что это займет по крайней мере несколько минут, она выбрала ровно пять слов. И связала их:

— Я… не… причиню… тебе… вред, — раздался из интеркома ее прежний голос.

— Скажи это Габриэлю, — выплюнул в ответ Трент.

Продолжая работать с программой, она извлекла еще пару слов:

— Тогда… нет… тормоз.

В запасах собственных речей Изабель не могла найти то, что требовалось. Ни разу, никогда, она не употребляла слов «само» и «контроль» вместе. Однако связь постепенно налаживалась, и она отыскала по крайней мере второе:

— Нет… мой… контроль.

— В тебе осталось хоть что–то от Изабель? Ты даже говорить разучилась.

Так и не расслабившись, он потихоньку перемещался в ее сторону. Изабель точно знала ход его мыслей. Он считал, что его единственный шанс — снова завладеть оружием. Что ж, Трент, очевидно, не ознакомился с доступной информацией о капюшонниках, иначе он бы знал, что ей не может навредить оружие слабее протонной пушки. Парень начинал ее раздражать. Пускай она превращается в капюшонника — его она может превратить в дымящуюся кляксу одним только выстрелом из притороченного к панцирю оружия. Продолжая сражаться с языковой программой, она дернула одной из нижних конечностей, пренебрежительно отправив пистолет прямо к хозяину.

— Ну… убей… меня.

Дурачина не медлил. Он бросился вперед, покатился кувырком, схватил левой рукой пульсар и вскочил на ноги. Подавив желание кинуться на него, Изабель отвернулась. Даже если она практически неуязвима, ей не слишком охота потерять хоть один глаз или какой–нибудь полезный манипулятор — жди потом, когда они вырастут заново.

Очередь из пульсара прошила туловище снизу вверх. Изабель ощутила легкие толчки и быстро улетучившееся тепло. Изнанка капюшона, которую продолжал сверлить пульсар, нагрелась сильнее, потом стало совсем горячо, и тело омыла волна жара. В сущности, это было даже приятно. Раздался короткий гудок: пистолет сообщал хозяину, что заряда осталось лишь на несколько выстрелов. Изабель дождалась, когда Трент опустошит магазин, и отвернулась, не желая смотреть, как он пытается перезарядить оружие — торопливо и неуклюже из–за сломанной руки. В итоге он уронил на пол и пустые, и полные обоймы с энергией и сжатым азотом. Трент задыхался, он даже не попытался подобрать упавшее. Изабель опять замерла. Его уязвимость оказалась такой соблазнительной. Но наваждение разрушилось, когда Трент, задрав ствол, поскреб им по своей проклятой серьге. Вот тут она разозлилась. Сейчас эта серьга раздражала ее — как напоминание. Фиолетовый сапфир был точно такого же цвета, как ее человеческие глаза — когда они у нее еще были.

— Ты закончил? — поинтересовалась Изабель. Синтезирующая голос программа наконец установилась. — Может, хочешь еще немного попинаться, или чему там тебя учили?

Он стоял, глядя на нее, а Изабель в это время пыталась отвлечься, размышляя, как бы половчее приклеить переносной голосовой синтезатор к панцирю.

— Закончил. — Трент с трудом засунул оружие в кобуру и принялся нянчить больную руку.

— Тогда ступай в медотсек, наложи шину, — велела Изабель. — По крайней мере автодока Спир нам оставил.

Она отодвинулась от двери и попыталась застыть неподвижно, хотя своевольные лицевые манипуляторы продолжали жадно тянуться к добыче. Помедлив, мужчина шагнул вперед, наклонился, подобрал обоймы — и вышел в коридор. На лице его читалась осторожность — но отвращения, как ни странно, не наблюдалось. А Габриэль, скорее всего, не смог бы сохранять невозмутимость. Он был ксенофобом — и ненавидел бы ее так же, как раньше ненавидел прадоров и людей — «моллюсков». Возможно, именно поэтому Изабель с ним и не церемонилась. Однако следует признать, что реакция Габриэля на нее была более естественной.

Она решила, что противоперегрузочное кресло возле пульта будет мешать, и, опустив капюшон, подвинула его. Кресло сорвалось с креплений и врезалось в стену рубки, а Изабель нависла над панелью управления, изучая изображение чужого корабля на слоистом экране. Запоздало сообразив, она закрыла бронеставни — хотя переднее щитостекло толщиной в десять дюймов, залп из энергетического оружия способен причинить вред даже ей. А чужой корабль меж тем включил реактивные двигатели, подходя ближе, и Изабель направила не него луч коммуникатора.