— Ты в порядке? — спрашивает хриплый, но в тоже время сексуальный голос. Я приподнимаюсь, чтоб посмотреть на Нико. Он позволяет мне подняться, но не убирает от меня своих рук. — Как ты сегодня себя чувствуешь?
Друг одаривает меня легкой, полной надежды улыбкой и пробегает рукой по моим спутанным волосам. Парень, как всегда, выглядит абсолютно идеально.
Пожимаю плечами и кладу голову ему на плечо, отказываясь врать ему в лицо.
— Я в порядке.
— Мммм, — мычит он. — Что ж, я здесь. Если тебе что-то нужно, я в полном твоем распоряжении.
Киваю и закрываю глаза.
— Спасибо, Нико. Правда. Большое спасибо. — Вдыхаю его запах и тихо вздыхаю. — Просто продолжай меня обнимать. Главное, не отпускай. Сейчас ты единственный, кто держит меня целой.
Потом я опять засыпаю, не в состоянии пока встретиться с миром.
Когда я наконец-то просыпаюсь во второй раз, уже полдень. Я до сих пор прижата к груди Нико, наши ноги сплетены под простынями. И хотя это можно было истолковать неправильно, но его прижатое ко мне тело ощущается невинно и успокаивающе. К счастью, я не вижу у него утренней эрекции.
— Эй, чувствуешь себя отдохнувшей? — бормочет Нико.
Хотя я чувствую тяжесть и изнеможение во всем теле, а в голове все пульсирует от плача и годовой дозы Джека Дэниэлса[12] я сажусь и киваю.
— Да. Спасибо за все. — Стараюсь изобразить хотя бы подобие улыбки, но мне просто не хватает сил. По-прежнему слишком больно, чтобы притворяться.
Нико ухмыляется, и он с любовью треплет меня за щеку.
— Отлично. Ты голодна?
Качаю головой, не в состоянии переварить даже саму мысль о еде.
— Неа, я в порядке. Просто хочу принять душ и решить, что делать дальше.
— Что ты имеешь в виду? — спрашивает он, вставая.
— Нужно собрать вещи и вернуться домой.
Я смотрю на свои руки и прикусываю дрожащую губу, отчаянно пытаясь отогнать боль.
— Габс, ты не можешь этого сделать. Это небезопасно. Ты должна оставаться здесь до своего дня Рождения.
Я резко поднимаю на него глаза.
— Почему?
Нико вздыхает.
— Потому что приближается твое восхождение, и ты можешь навредить своим человеческим родителям. Помимо этого, так тебя будет легче выследить. Ты можешь привести кого-то прямо к ним. Особенно сейчас, когда ты не хочешь Дор…
— Не говори этого! Просто… не говори! — приказываю я, качая головой. — Хорошо, я все поняла. Но с чего ты взял, что я в безопасности здесь? Кто вообще может быть в безопасности рядом со мной?
— Квартира зачарована. Мало кто способен пробиться через защиту. И Морган, вероятно, защищена лучше всех, кого ты знаешь. Никто из нас не может понять, откуда это у нее и уже тем более не в силах изменить. — Нико берет мои руки в свои. — И сейчас это просто не самая лучшая идея. Я понимаю, что ты расстроена и ранена. Это понятно. Но ты должна быть осмотрительна. Тебе осталось всего несколько месяцев. Потерпи. Потом, если ты почувствуешь, что больше не хочешь быть здесь, ты сможешь уехать, куда пожелаешь.
— Ранена? — усмехаюсь я. — Расстроена? Нико, ты понимаешь, что… он сделал? Ты хоть осознаешь, сколько раз он меня убивал разными способами? Прежде у меня была отличная жизнь. Мне не нужно было встречать его. Я была вполне всем довольна. Но он просто не оставлял меня в покое. Даже после первого предательства, когда я наконец-то узнала кто и что он, все равно не оставлял меня. Он постоянно причиняет мне боль, растаптывает, и с каждым разом ему это удается все лучше. — Я быстро моргаю и пытаюсь проглотить узел эмоций, застрявший в горле. — И я, как дура, всё время позволяю ему.
Нико мрачно кивает, неспособный сказать что-либо в защиту своего брата.
— Я понимаю. Правда. Но думаю о том, кто ещё мог бы пострадать от всего этого. Насколько бы тебе было труднее, если бы пострадала твоя семья. Просто подумай над этим, пожалуйста.
Я опускаю глаза на свои руки, на голубой якорь, выжженный на моей коже. Постоянное напоминание о человеке, которого я любила и потеряла. До сих пор люблю.
Может, я все это просто придумала. Может, только я чувствовала этот голод по нему, может, меня заставили быть с ним любыми способами. Для него это никогда не было по-настоящему, теперь-то я знаю.
— Ты когда-нибудь любил, Нико? — спрашиваю я, не сводя глаз со своей руки, проклятой навечно носить это напоминание.
Он отодвигается и кивает.
— Да.
— По-настоящему любил? Такой любовью, что сама мысль потерять любимого человека, разрывала тебя на части? Настолько сильно, что ты предпочел бы смерть, лишь бы только избавиться от боли?
— Да, — снова кивает он.
Я гляжу на него с любопытством.
— Что произошло?
Нико смотрит вдаль и сглатывает, морщась, словно у него тоже болезненный комок в горле.
— Она была человеком.
— Она умерла? — спрашиваю я, хотя уже знаю ответ.
— Да.
Сострадание затапливает меня и я хватаю Нико за руку.
— Она состарилась и умерла?
Нико снова переводит взгляд затуманенных глаз на меня, на его лице вспыхивает внезапное волнение.
— Нет.