Она боялась, такая уязвимая, растянутая перед ним, подобно языческой жертве, подношению давно умершему божеству. Его глаза скользнули по ней, пылающие, обжигающие ее кожу везде, где останавливался его пристальный взгляд. Рейвен, замерев, лежала, прижатая с безжалостной силой, ощущая его неумолимую решимость, прекрасно осознавая ту ужасную внутреннюю борьбу, которая шла внутри его. Ее пристальный взгляд скользнул по его чертам, его рту — такому чувственному и свидетельствующему о жестокости, его глазам — горящим неистовой жаждой. Рейвен шевельнулась, понимая, что будет не в состоянии остановить его Она боялась их соединения, потому что не была уверена в себе, не знала, чего ожидать, но верила ему.
Ощущение ее обнаженного тела, извивающегося под ним, еще больше воспламенило его. Михаил простонал ее имя, скользнув руками по ее бедрам и найдя средоточие ее женственности.
— Доверься мне, Рейвен. Я нуждаюсь в твоем доверии.
Его пальцы, найдя ее лоно, ласкали, возбуждали, вызывая прилив горячей влаги. Склонив голову, он пробовал на вкус ее кожу, вдыхал ее запах.
Она тихо вскрикнула, когда его рот нашел ее грудь, а пальцы глубоко проникли в нее. От удовольствия ее тело задрожало. Он двинулся ниже, прослеживая языком тропинку, которую уже прошли его пальцы. С каждым прикосновением его тело становилось все напряженнее, сердце раскрывалось ей навстречу, а запертое в клетке чудовище делалось сильнее. Половинка. Его. Он вдохнул ее запах, погружаясь в самую его сущность. Его язык скользил по ней в медлительных ласках.
Она снова шевельнулась, все еще не уверенная, но успокоенная, когда он поднял голову и взглянул на нее как властелин. Он неторопливо развел в стороны ее колени, раскрывая перед собой ее самое уязвимое место. Предупреждающе посмотрел в ее глаза, а потом склонил голову и начал пить.
Где-то глубоко в душе Михаил понимал, что она слишком невинна для такой особой, необузданной любовной ласки, но он был решительно настроен на то, чтобы она получила удовольствие от их соития, удовольствие, которое даст ей он, а не какое-то гипнотическое внушение. Он слишком долго ждал свою половинку — бесконечные столетия голода, темноты и полного одиночества. Он не мог быть мягким и внимательным, когда все внутри его требовало, чтобы она принадлежала ему — без остатка и навсегда. Он знал, что ее доверие было для него всем. Ее вера в него будет ее защитой.
Ее тело начало содрогаться, она вскрикнула. Михаил прижался к ней, наслаждаясь ощущением ее кожи, ее мягкости, поражаясь тому, какая она маленькая. Каждая, самая незначительная подробность запечатлелась в его сознании, стала частью дикого удовольствия, в котором он не мог себе отказать.
Он отпустил ее запястья, склонившись, чтобы поцеловать ее в губы, в глаза.
— Ты такая красивая, Рейвен. И принадлежишь мне. Принадлежишь только мне.
Он лег поверх нее. Он напрягся — невероятно сильный, дрожащий от желания.
— А никого другого и не могло быть, Михаил, — мягко ответила она, ее пальцы успокаивали его горящую кожу.
Она разгладила складки глубокого отчаяния на его лице, радуясь прикосновению к его волосам.
— Я доверяю тебе, только тебе.
Михаил обхватил ее небольшие бедра.
— Я буду так нежен, насколько смогу, малышка. Не закрывай глаза, оставайся со мной.
Она была влажной, готовой для него, но когда он медленно вошел в нее своим напряженным членом, то почувствовал внутри защитный барьер. Резко вздохнув, она напряглась.
— Михаил.
В ее голосе слышалась тревога.
— Это ненадолго, малышка, а потом я возьму тебя на небеса.
Он ждал ее согласия, горя от нетерпения.
Ее глаза блестели, и в них было доверие, когда она взглянула на него. Никто, ни из ее рода, ни из его, на протяжении веков никогда не смотрел на него так, как сейчас смотрела она. Михаил подался вперед, глубже входя в тесное полыхающее огнем влагалище. Она тихо застонала, и он, склонив голову, нашел ее рот, стирая боль прикосновением языка. Он все еще сдерживал себя, чувствуя биение их сердец, то, как кровь пела в их венах, пока ее тело приспосабливалось к нему.
Он целовал ее нежно, ласково, раскрывая свое сознание, насколько это было возможно, желая разделить себя с нею. Его любовь была дикой, всепоглощающей, защищающей, заслужить которую было нелегко, но которая предназначалась ей одной. Затем он начал двигаться, вначале медленно и осторожно, следя за ее реакцией по выражению лица.
Требования его тела начали брать над ним вверх. Пламя лизало его кожу, ревело внутри. Его мышцы напряглись, капли пота выступили на коже. Он еще ближе притянул ее к себе, заявляя на нее свои права, погружаясь в нее снова и снова, полный решимости утолить свой неутолимый голод.